Когда мы с Уэнтом и Реджинальдом прибыли на остров, оказалось, что мои три идальго не возвратились из своего похода, и это встревожило меня: я ожидал прибытия капера к началу октября. Переждав еще неделю, очень обеспокоенный, я вместе с Уэнтом и Реджинальдом вышел в море на розыски. В трехстах милях от острова мы встретили подбитый капер и узнали от Диего и Антони о судьбе доверчивых парламентеров.
Я поручил Джону Бутби, бывшему боцману с «Окрыленного», довести «Трех идальго» до нашей островной бухты и приготовить остров к обороне на случай высадки врагов. Диего, Антони, Дика Милльса, Уэнта и Кольгрева я взял на борт «Толосы» и пустился догонять эскадру Грелли. В Капштадте мы застали два подбитых судна этой эскадры — бриг «Орион» и фрегат «Король Георг III». Мы узнали, что наши доверчивые парламентеры отправлены в Англию на фрегате «Адмирал Ченсфильд». В Плимуте, куда мы пришли за фрегатом, нам удалось установить, что «Адмирал» проследовал в Бультон. Газеты уже поместили подробности боя эскадры с «пиратским крейсером» и сообщили, что король повелел назначить в помощь лорду Ченсфильду целую комиссию для ускорения суда и следствия по делу преступного Брентлея и злодейских пиратов. По сведениям газет, комиссию возглавил новый канцлерский прокурор сэр Голенштедт, лишь недавно прибывший в Лондон после двадцатилетней службы в Индии. Это означало, что никто в Бультоне, в том числе и лже-Райленд, не знал этого господина в лицо...
Об остальном, я полагаю, вы уже догадываетесь. Говоря коротко, я решил что моя «комиссия» должна непременно поспеть в Бультон раньше королевской. Мы шли на крупный риск, тем более что и сами не имели даже представления, как выглядит прокурор Голенштедт.
Я привел свою яхту «Толоса» в укромную бухту Старого Короля близ Ченсфильда. А моя «комиссия» послала «из Лондона» письма начальнику бультонской тюрьмы и коменданту гарнизона и на другой день прибыла в Бультон. Кольгрев изготовил такие документы, что, глядя на них, я сам преисполнялся к ним почтением. Бультонцы же пали перед «комиссией» в прах, потому что у большинства из них — нечистая совесть.
— Позвольте, — изумился Брентлей, — как же вам удалось пересадить нас на «Толосу», не возбудив подозрения тюремного конвоя?
— О, это было несложно, когда весь Бультон уже трепетал перед «жрецами правосудия» и ни у кого не возникло даже малейшего подозрения... Майор Древверс и «сэр Голенштедт» получили «из Лондона» дополнительное секретное указание, в котором комиссия извещалась, что сообщники пиратов готовятся, в пути. напасть на кортеж и освободить узников. Поэтому в целях конспирации «предписывалось» отправить в Шрусбери пустую тюремную карету и сильный конвой, а узников тайно перевести на борт специального «полицейского судна». Благодаря Джорджу Бинглю мы вовремя узнали о стараниях Грелли склонить узников к побегу. Было ясно, что Грелли задумал под этим предлогом убийство пленников. Поэтому мы заранее взяли под наблюдение дорогу, а в тюрьме обезопасили узников, заточив их в карцер.
Во время следования в Шрусбери тюремного кортежа «комиссия» добросовестно выполнила «секретное указание»: кареты остановились у ченсфильдской рощи, свернули к бухте и ссадили узников и «джентльменов» прямо на борт «полицейского судна». Если бы конвой что-нибудь заподозрил, он был бы мгновенно уничтожен на пустынном берегу. Но все прошло гладко и чисто.
Когда узники уже находились на борту, «сэр Голенштедт» предупредил Древверса, Бартольда и мэра, чтобы они осмотрительно вели себя при подъезде к Террин-бриджу, так как, наблюдая под видом крестьян-прохожих за бультонским трактом, мы обнаружили подготовку к взрыву. Был ли наш совет принят во внимание, мы с вами не знаем. По вспышке над лесом видно, что взрыв произошел, но кто именно пал жертвой Грелли, выяснится позднее...
— Куда же мы держим путь, синьор Бернардито?
— Яхта зайдет в испанские воды и высадит в Кадиксе маленький десант. Дику Милльсу, братьям Бингль и Антони Ченни придется совершить путешествие в Италию. Джордж открыл нам удивительные вещи о происках некоего Кремпфлоу.
— Алекса Кремпфлоу? Совладельца «Белого медведя»? Приспешника лжемилорда?
— Похоже, синьор Брентлей, что это слуга двух господ, как говорится в одной доброй старой комедии... В Италии мои мальчики сядут ему на хвост... А «Толоса» возьмет курс на известный вам остров. Там, в моем доме, синьора Доротея с радостью окажет вам гостеприимство, капитан. Меня, Чарльза и Реджинальда ожидает потом дальняя дорога, и мистер Уэнт, махнув рукой на приисковое золото, намерен проделать ее вместе с нами: мы выжмем из «Толосы» все ее двадцать узлов, чтобы побывать в Калькутте и летом вернуться в Бультон.
— А... ваш сын, синьор Диего?..
— Диего вернется на командный мостик «Трех идальго». Мальчик найдет этому кораблю доброе применение во Франции, где народ поднялся против тиранов. Вымпел корабля украсится девизом восставшего народа: «Свобода! Равенство! Братство!»
6
Ночная катастрофа на Терпин-бридже вызвала смятение в Бультоне. Граждане гадали о личности нового Гая Фокса. Иные проповедники усмотрели в этом событии новые происки Вельзевула, под чьим черным знаком протекал весь конец мятежного, богомерзкого века. Другие голоса не возводили напраслины на черта с его устаревшим арсеналом козней. Эти голоса по-иному толковали все происшествие: кто-то, мол, побряцал увесистой мошной, чтобы обратить в прах лондонских инспекторов...
За истекшие две недели после взрыва граф Ченсфильд всего один раз покидал поместье: чтобы почтить своим присутствием похороны погибших. Бультонцев поразила страшная перемена в его облике. Прихрамывая, он пешком проследовал за гробами от собора до кладбища. Команда «Адмирала» почтила похороны своего капитана пушечным залпом. Он грянул с фрегата в ту скорбную минуту, когда граф Ченсфильд бросил первую горсть песка в могилу Джозефа Лорна. При звуке залпа лорд-адмирал вздрогнул... После возвращения с похорон потянулись дни затворничества. Изредка милорд прогуливался пешком по парку. В эти минуты никто не смел приближаться к нему. Лицо графа сделалось изжелта-бледным, взгляд — горящим и злым; он стал сильно сутулиться и на ходу смотрел не вперед, а в землю.
В конце второй недели после сочельника, перед самым днем «Трех святых королей», бультонцы зашептались о прибытии из Лондона полковника Хауэрстона, начальника секретной канцелярии при военном министре.
...Граф Ченсфильд, ссутулясь, сидел у огня и слушал ветер в трубе. Груда нечитаных газет валялась на столе и уже покрывалась пылью и трубочным пеплом. Владелец поместья гнал из кабинета прислугу, избегал расспросов дочери. Блюда камердинер приносил в кабинет; уносил он их почти нетронутыми.
На столике около камина лежала длинная глиняная трубка. Граф потянулся за нею и нечаянно расплескал вино из серебряной чаши. Красный свет углей падал на пролитую жидкость... Зрачки лорда Ченсфильда расширились. Несколько мгновений он тупо смотрел на пятно. Ему казалось, что оно растет и что под ним не белая скатерть, а почернелый от копоти снег...
Голос камердинера вывел графа из задумчивости.
