Алекс провел пальцами вдоль своего длинного полосатого шарфа, который носил, желая следовать моде, а не для тепла – конец марта в этом году и так радовал хорошей погодой.
– Тебя это действительно не будет волновать? В самом деле?
– Что именно? Что твой член затвердеет, потому что ты возбудишься, оказавшись голым на публике? Или что ты испытаешь эрекцию при виде горячих обнаженных цыпочек с плоскими животами, большими сиськами и без растяжек?
– Независимо от причины. По любой из них.
Я взяла его руку. Нежно погладила пальцы. Провела по ним своими губами и поцеловала каждый кончик.
– А мне следует волноваться?
– Думаю, что нет. Точно нет.
Мы никогда не обсуждали вопрос моногамии. У меня не было времени на других любовников, но я предполагала, что во время моих долгих рабочих дней Алекс, возможно, трахается с кем-то еще. Думать об этом было неприятно, и все же я была не настолько глупой, чтобы высказывать ему свои подозрения.
– Если тебя два раза бьют по морде – виновата морда, – пробормотала я.
– А?
Я покачала головой:
– Ничего, не важно.
Его губы сжались в тонкую ниточку.
– Я – не Патрик, Оливия.
– Мне нравится, что ты настолько умен – понимаешь меня даже тогда, когда я ничего не объясняю.
Его губы скривились, не в улыбке – скорее в ухмылке.
– Может быть, мне приятно осознавать, что ты немного ревнуешь, только и всего.
Я внимательно посмотрела на Алекса, наши пальцы крепко переплелись. На парковку потянулись и другие машины. Из них выходили женщины, некоторые – едва одетые. Я сжала его руку:
– Ты ведь сказал…
Он в ответ тоже стиснул мою ладонь:
– Я знаю, что сказал. И у тебя нет ни малейшего повода для ревности. Но, возможно, мне было бы приятно осознавать… что ты можешь меня ревновать.
Я задумчиво откинулась на водительском кресле, чтобы переварить его слова. Проанализировать их.
– Ты хочешь, чтобы я злилась на тебя за то, что сама же и попросила сделать?
– Нет. Да. Черт, – совсем запутался он. – Я не прошу, чтобы ты злилась.
Этот разговор начинал принимать какой-то странный, неожиданный оборот, и я не была уверена, что хочу продолжать в том же духе.
– Я попросила тебя стать моей моделью, потому что ты великолепно позируешь. А еще потому, что ты чертовски сексуален, Алекс Кеннеди, и мне хотелось немного похвастать тобой.
– Поделиться мной с остальными?
Мне все лучше удавалось читать чувства Алекса по его глазам.
– А ты не хочешь, чтобы я тобой делилась?
– Я хочу тебя, – ответил Алекс тихим, хриплым голосом, – а не того, чтобы ты делила меня с кем-то.
Все, происходившее между нами, еще было таким новым, взрывоопасным и неизведанным, что даже эта невинная тема грозила вылиться в ссору. Это была первая ситуация, обернувшаяся столь серьезным дискомфортом. Я наклонилась к рычагу переключения передач, потом взяла его лицо в свои ладони.
– Я не хочу делить тебя ни с кем, никогда. Я хочу, чтобы ты, целиком и полностью, был только моим. Я – жадная и эгоистичная во всем, что касается тебя, Алекс. Хочу, чтобы ты, весь ты, принадлежал только мне.
Его улыбка уже дразнила мои губы. Его язык погладил мой, и наш поцелуй стал мягче, нежнее. Алекс отстранился.
– Договорились, – постановил он.
– Это было достаточно ревниво для тебя? – Я нежно коснулась его брови большим пальцем.
– Да. И из-за меня ты надерешь задницу любой сучке?
Я залилась смехом:
– О, ну разумеется!
Его улыбка стала еще шире.
– Превосходно.
Я вскинула бровь:
– Так ты хочешь быть моей моделью сегодня? Нет, правда? Еще не поздно уехать.
– Нет, мы остаемся. – Алекс посмотрел в окно на студию. – Все в порядке. Я хочу, чтобы ты попала на этот мастер-класс. Ты только и твердила о нем последние пару недель.
– Нет, не только об этом. На днях мы еще говорили о сериале «Звездный путь».
Он снова поцеловал меня:
– Но ты так хочешь попасть туда.
Я обняла его покрепче, не желая отпускать.
– Ты не обязан здесь присутствовать. На этом занятии я могу обойтись и без модели.
– Но это означает, что ты будешь фотографировать кого-то еще.
– Да, – медленно ответила я, вспоминая о последнем мастер-классе, на котором была. Обнаженные женщины, обнаженные мужчины, вся эта похотливая груда голой плоти, спутавшихся частей тела, смазанных лиц. Это было чувственно, но не эротично. В тот день я узнала много интересного, такого, что могла использовать в своей работе, результаты которой редко получались сексуальными – за исключением снимков Алекса, естественно. – Но это не означает…
– Означает, – твердо возразил Алекс. – Потому что, Оливия… не приходило ли тебе на ум, что я тоже могу немножко ревновать?
В комнате было всего человек сорок – фотографы и по одной модели на каждого. Некоторые специалисты и вовсе никого с собой не взяли. Мы потягивали газировку и поклевывали легкие закуски, пока Черч готовился к первому снимку при помощи своей ассистентки, Сарин. Он говорил без остановки, объясняя что-то о диафрагме и выдержке, свете и тени. Камеры, нависавшие перед серьезными лицами, то и дело щелкали. Некоторые делали заметки.
– Черт, все это напоминает морг, – вдруг сказал Черч, обратив внимание на обилие голой натуры. – Наши занятия обещают быть забавными!
Мы все засмеялись. Мастер рассказал еще массу всего полезного, демонстрируя нам простые приемы того, как добиться лучших ракурсов. Потом пригласил выйти моделей, чтобы проиллюстрировать свои слова. Алекс не был единственным парнем среди них, но оказался одним из первых, кого пригласили принять участие в съемке.
Прильнув глазом к камере, я наблюдала, как Алекс положил руки на бедра бледнокожей девчонки без задницы, зато с огромными буферами. Ее одеяние ограничивалось лишь туфлями на высокой платформе и черными трусиками танга, но Алекс все еще был одет. Они начали позировать. Мой палец прижался к кнопке камеры, фиксируя происходящее. Сейчас, через объектив, это казалось нереальным.
– Черт меня побери, если я не прав, но мы ведь знакомы?
Я убрала камеру от глаза, чтобы посмотреть на того, кто это сказал.
– О, привет! Да, мы встречались прежде. Оливия Мэки.
Сам Скотт Черч, который даже мысленно всегда был для меня Скоттом Черчем, иногда – просто Черчем, но никогда – лишь Скоттом, сжал меня в объятиях.
– Ты ведь была моей моделью, верно?
