– Ха-ха. Я знаю.
Следующие несколько минут я сосредоточенно молчала, мы ели в полной тишине. Я размышляла об упреках, в свое время брошенных мне в лицо матерью, о том, что ее слова были жестокими, но довольно разумными.
– Алекс…
Он поднял на меня глаза:
– Да, детка?
– Тебя не волнует, что наш ребенок не будет для меня первым?
Алекс опустил вилку и взял меня за руку:
– Нет, Оливия. Тебя это беспокоит?
Я отрицательно покачала головой. Со своим решением я смирилась давным-давно. Меня грела мысль о том, что я произвела Пиппу на свет, радовала возможность быть частью ее жизни, но никаких материнских притязаний на нее я в себе не находила.
– Нет.
Пальцы Алекса сжались.
– Я восхищаюсь тем, как ты поступила.
– Моя мать уверяла, что ни один мужчина не захочет жениться на мне, потому что я родила ребенка и не скрыла этот факт. Она говорила, что мужчин интересуют только свои собственные дети. Я же считала это глупостью. Думаю, она пыталась повлиять на меня, считая, что я еще слишком молода, – сказала я. – Но даже если так, говорить нечто подобное было неправильно.
– Говорить нечто подобное было просто ужасно, и меня не удивляет, что ты так злишься.
– О, я больше не схожу с ума от злости.
Он снова сжал мои пальцы:
– О, да неужели?
Помедлив секунду, я рассмеялась:
– Ну ладно. Да. Это ранит до сих пор. Но… тебя это действительно не волнует, на самом деле?
Алекс резко отодвинулся на своем стуле от стола и потянул меня за руку, усаживая к себе на колени. Я положила голову ему на плечо и принялась возиться с пуговицами на его рубашке. Не назвала бы себя маленькой, но с Алексом я всегда чувствовала себя крошечной, слабой и женственной.
Его рука легла чуть повыше моего колена, и тепло просочилось сквозь тонкий «мокрый» шелк моих брюк.
– Я люблю тебя, – произнес он. – Независимо от того, что ты сделала в прошлом, и независимо от того, что сделаешь в будущем.
Я расстегнула несколько пуговиц на рубашке Алекса, и теперь могла скользнуть рукой внутрь.
– Это звучит как фраза из любовного романа.
Его дыхание касалось моих волос.
– Я провел много времени в аэропортах и самолетах. И прочитал свою долю романов.
– А почему ты выбрал меня? – спросила я, самым бесстыдным образом сворачивая на тему комплиментов, чтобы забыть о жестоких словах матери и о том, что произошло на парковке после работы.
Алекс крепче прижал меня к себе, позволив опереться на него всем весом.
– Ты ешь китайские пельмени на завтрак.
Я откинулась, чтобы посмотреть на него:
– Это не тот ответ, которого я жду.
– И потому, что ты – одна из самых красивых женщин, которых я когда-либо видел, – добавил Алекс. – А еще потому, что твой талант поразил меня с первого раза, как только я увидел сделанные тобой фотографии. Потому, что ты почти надрала мне задницу в Dance Dance Revolution. И все-таки не совсем поэтому. Если честно, это все-таки из-за китайских пельменей.
Я не удержалась от смеха, слишком нелепо звучало то, что еда могла привести к любви.
– Почему?
Алекс немного подвинулся, и я слезла с его коленей, снова опустившись на свой стул. Засмеявшись, он обмакнул еще один кусок хлеба в оливковое масло и вручил его мне.
– Я провел много времени в окружении людей, которые считали, что вся их ценность заключается в том, чтобы соответствовать индексу массы тела. Мужчин, которые настолько одержимы своими тренировками, что не могут говорить ни о чем другом, кроме кардиоупражнений и нужного количества подходов. Женщин, которые уверены, что истощение – это сексуально.
Я вскинула бровь.
– Выходит, другими словами, ты пытаешься сказать, что я…
– Пышная, – поспешил оборвать Алекс. – С соблазнительными формами. Аппетитная. Фигуристая.
Я посмотрела вниз, на свои груди, потом еще ниже, на бедра.
– Угу.
Дело в том, что ни одна из женщин – и ни один из мужчин, – с которыми я был за последние несколько лет, ни за что не стали бы есть китайские пельмени на завтрак.
– Похоже, ты провел немало времени с неправильными людьми.
Он пожал плечами.
– Я не из тех, у кого много друзей, Оливия. Я имею в виду настоящих друзей. Зато у меня хренова туча денег – и никого, на кого можно было бы их потратить, кроме себя самого. Когда вращаешься в таком окружении, легко перенять подобный образ жизни.
Я прекрасно понимала, что Алекс имеет в виду. Задумчиво пододвинув к нему блюдо с пастой, я уточнила:
– Ты говоришь о людях, которые заботятся о названиях брендов, например?
Он улыбнулся:
– Детка, люди, с которыми я в свое время зависал, сочли бы «Крэйт энд Баррел» жалкой трущобой!
Я вспомнила о недешевом шарфе, который Алекс забыл в самолете, преспокойно заменив шейным платком.
– Здесь, в Аннвилле, ты вряд ли найдешь слишком много чего-то подобного, с намеком на пафос.
Он усмехнулся и покачал головой:
– Расскажи мне об этом. Мне до зарезу нужны огромная тарелка индийской еды и книжный магазин. Черт, клянусь, я бы съездил какой-нибудь невинной старушке рыбой по физиономии, как в том телешоу
[26]
, только бы найти здесь поблизости книжный магазин!
– Съездил по… – Я в изумлении вытаращила глаза, потом захихикала.
В этом был весь Алекс: одну минуту мы разговаривали о тайнах жизни, а в следующую уже задыхались от смеха.
– Ладно, признаю, я не зашел бы так далеко. Но мне действительно нужен книжный магазин. И, черт меня дери, «Старбакс».
Я наморщила нос:
– Не знала, что ты любишь «Старбакс».
– Я и не люблю. Просто везде, повсюду есть «Старбакс».
– Только не в Аннвилле.
– Не-а. Но в Аннвилле есть ты.
Услышав новую сентиментальную фразу, я в шутку застонала, хотя мне и понравилось то, что он сказал:
– Из какого любовного романа ты это выудил?
– О, думаю, он называется «Страсть на кукурузном поле» или что-то в этом духе. – Подмигнув, Алекс снова накрутил пасту на вилку и отправил в рот внушительный клубок макарон. С полным ртом, отбросив хорошие манеры, он спросил: – А почему ты выбрала меня?
