Вот чего и я хотела – снова возродиться. Сидя рядом с могилами моего отца и брата – двух людей, оказавших самое сильное влияние на мою жизнь, я надеялась, что мне это удастся. Снова возродиться к жизни. Устроить себе новую весну.
Я хотела, чтобы что-нибудь произошло. Например, чтобы небеса разверзлись или откуда-то из глубины земли появилась рука и схватила меня. Но ничего такого не случилось. Только продолжал дуть ветер, и я начала клацать зубами.
Правда, чувствовала я себя лучше. Я взглянула в лицо демонам и осталась жива. Куда уж больше…
Я встала и отряхнула юбку от травинок. Поправила цветы, чтобы выглядели красивее. Выдернула сорняки, начавшие разрастаться по углам надгробий. Провела пальцем по оттискам их имен и подумала, до чего буквы бессильны описать жизни тех двух мужчин, чьи тела покоились в могилах.
– Он любил британские комедии, – громко сказала я, задержавшись на имени отца. – Он любил ирландскую музыку. Он пользовался одеколоном «Олд Спайс» и любил рыбачить, и всегда съедал то, что наловил. Он родился в Нью-Йорке, но покинул его в трехлетнем возрасте и никогда туда не возвращался.
Их было больше – воспоминаний о моем отце. Последние слова о нем – это лучшее, что я смогла сказать. Об Эндрю говорить было тяжелее, но, возможно, воспоминание о звездах подсказало мне путь.
– Он играл с нами в игры, хотя давно уже их перерос. Он научил меня ездить на велосипеде без рук. Он первый придумал историю о Принцессе-бродяжке. – Я продолжала говорить, не заботясь о том, что, глядя на меня со стороны, можно было подумать, будто я спятила, раз говорю с могилой. Я снова заплакала, хотя в этот раз не так надрывно. Слезы намочили ворот моего свитера, и мне стало холодно. – Он был моим братом, и я любила его. Даже когда ненавидела то, что он делал.
То, чего я ожидала, наконец-то произошло, хотя и без должного драматизма, – не было ни хора ангелов с небес, ни какой-нибудь страшной сцены из дешевого ужастика. Просто меня отпустило. Нет, ушло не все и не сразу, но осенний воздух словно посвежел, когда я сделала глубокий вдох. Я вытерла лицо, вздохнула в последний раз и ушла.
Просить прощения лучше с даром подношения, чтобы легче его получить. Моим даром стали шоколадные эклеры и термос с кофе вместо пойла, которым нас обычно потчевали в комнате для отдыха. Я постучала в дверь Марси и в качестве белого флага сначала просунула ярко-розовую коробку, оповещающую о содержащихся в ней лакомствах.
Марси подняла голову и улыбнулась чуть натянуто:
– Элли. Привет. Входи.
Обычно она влетала ко мне в офис и плюхалась в кресло. Я не могла быть такой раскованной, как она, но подтолкнула коробку в ее направлении:
– Это тебе.
Она наклонилась, чтобы понюхать коробку, а затем содрала ленту наманикюренным ногтем.
– Ах, блин. Ну ты и стерва! Я ведь на паршивой диете…
Услышав про стерву, я тут же поняла, что мы снова друзья. В устах Марси такие слова звучали почти любовно. Я подняла термос:
– И еще хороший кофе.
– О боже, я люблю тебя. – Она крутанулась в своем кресле, схватила с полки кружку и протянула ее мне. – Кофеин вроде как препятствует снижению веса, но хрен пойми как.
Я принесла с собой свою кружку и наполнила обе.
– А он не вызывает кайф?
Марси сначала посмотрела на меня непонимающе, а потом засмеялась:
– Всяко может быть.
Мы подняли наши кружки. Марси вытащила для нас обеих по эклеру. Она тут же откусила кусочек и громко и долго стонала от удовольствия, так что я даже засмеялась. Я последовала ее примеру и постаралась изобразить что-то подобное ее восклицанию. Вместе мы поглощали пирожные, запивая их крепким кофе.
– Марси, – сказала я, когда первый голод был утолен. – Прости меня.
Она махнула рукой:
– Да ладно, расслабься. Я в курсе, что слишком много болтаю. Все нормально.
– Нет. Ты пыталась быть мне другом, а я этого не оценила. Извини.
– Да перестань ты уже! – воскликнула Марси.
– Черт, Марси! Я хочу извиниться. Дай мне закончить, пожалуйста.
Она засмеялась, но кивнула:
– Ладно, валяй. Я была трещоткой, а ты поганкой. Мы в расчете?
– В расчете. – Я откинулась в кресле. – Мне не хватало твоих сплетен.
Она хлопнула в ладоши.
– Кстати, у меня для тебя кое-что есть.
Это «кое-что» растянулось на полчаса. Мы, вместо того чтобы работать, хихикали, делясь соображениями о новом парне из отдела корреспонденции. Марси утверждала, что он подрабатывает стриптизером. Я его не замечала.
– Что значит «не замечала»? – возмутилась Марси. – Ты что – слепая? Мертвая? Или забыла, что ты – женщина?
– Я думала, что ты собираешься замуж, – заметила я.
– Да. Но я собираюсь замуж, а не в могилу. Что такого в том, чтобы смотреть по сторонам? – Она помолчала. – Хотя Уэйну об этом, наверное, лучше не знать.
– Само собой.
Марси отломила шоколадную глазурь с эклера и слизнула ее с пальца.
– Ну и как ты поживаешь? Не считая того, что соблазняешь меня ужасно вкусными пирожными, чтобы я растолстела и не влезла в свое свадебное платье.
– Нормально. – Я взяла еще один эклер и откусила кусочек. По моим пальцам заструился желтый крем, и я его слизнула.
– Ну ладно.
Я сделала вид, будто не замечаю, что она вдруг умолкла, но через некоторое время все-таки сдалась.
– У меня все нормально, Марси, правда. Но Дэну я не звонила.
Марси запустила в меня скомканной салфеткой.
– Почему нет? Позвони ему!
– Поздно, – сказала я. – Просто иногда не все получается так, как хотелось бы, вот и все.
– Откуда ты знаешь, если ты ему не звонила?
Я слизнула шоколад, взглянула на выражение искреннего участия на лице Марси и подумала о том дне, когда она сказала мне, что видела Дэна в городе.
– Что конкретно сказал Дэн, когда ты его встретила?
– Что вы разошлись.
Я что-то промычала в ответ.
– Он был один?
Марси ответила не сразу, затем небрежно пожала плечами. Слишком небрежно.
– Нет. Но это ничего не значит.
– Мне жаль тебя разочаровывать, но это имеет значение.
– Ничего подобного, Элли. Он был с девушкой, но я тебе точно говорю, что он с таким же успехом мог бы быть один.
Я вытерла пальцы салфеткой и обхватила кружку с кофе, чтобы их согреть.
– Не надо щадить мои чувства. Мы с Дэном разошлись. Он имеет право встречаться с кем угодно и когда угодно.
