Но мы с моей матерью не полагались на волю случая. Мы использовали все возможности магии, какими только располагали, чтобы сохранить девочке жизнь. Я больше не возвращалась к Кратеиде — мы нашли египетскую жрицу, о которой говорили, что она умеет читать будущее.
Та, что называла себя жрицей Исиды, жила в древнем квартале, неподалеку от статуи Аретузы. Мы с моей матерью пришли к ней с Клеидой.
В доме жрицы было полно кошек — эти животные считаются священными у египтян. Они прыгали туда-сюда, мяукали, катались на спине, как собаки, требуя, чтобы погладили их шелковистый животик. Я видела там не меньше двадцати кошек, и наверняка их немало пряталось где-то в доме. У стен стояли маленькие саркофаги, в которых лежали мумифицированные останки кошек. Потом я узнала, что там были все кошки, которые когда-либо имелись у жрицы. Хотя египтяне очень чистоплотны, запах там стоял ужасный. Думаю, даже самая безукоризненная чистота бессильна против запаха, если в доме столько кошек.
Рабыня провела нас во внутренний двор.
— Жрица сейчас вас примет, — сказала она.
Моя мать держала малютку, а я стала разглядывать украшения во дворе.
Исида — египетское имя Деметры. В середине двора стояла ее статуя, а на плече богини без всякого почтения к ней сидела кошка. Обычно Исиду изображают с рогами — так мы, греки, представляем Ио. Коровы в Египте — священные животные, и их мясо нельзя вкушать в пищу.
В углу двора журчал фонтан с цветами лотоса. Большинство прорицателей, как я уже знала, живут в бедности, но эта сумела разбогатеть на своем ремесле.
— Сколько денег ты взяла с собой? — спросила я у матери.
— Достаточно, — ответила она, глядя на личико ребенка, словно это был драгоценный камень, сверкающий на ее пальце.
Встретившая нас рабыня прошлепала босиком по двору.
— Жрица готова вас принять, — сказала она, — но сначала вы должны очиститься.
Она подвела нас к фонтану, где мы омыли руки, и дала нам холстину, чтобы мы могли их вытереть. Она вылила нам на ладони миндальное масло, которое приятно пахло.
Рабыня провела нас в маленькую комнату, обтянутую красной материей. Там сидела жрица. Я думала, это будет старуха, но увидела молодую и красивую женщину с выбритыми бровями, увешанную драгоценностями, напоминавшими золотой дождь.
— Вы принесли младенца для благословения, — сказала она на греческом с едва заметным египетским акцентом.
— Да, — ответила моя мать.
Красота жрицы ошеломила меня — ее миндалевидные золотые глаза, ее бронзовая кожа, копна рыжеватых кудрей, ее груди, очертания которых четко просматривались под шелковистым хитоном, ниспадавшим сотнями багряных складок. Я смотрела на нее, потеряв дар речи. Дыхание перехватило.
— Тебя изумляют мои брови? — спросила она.
Нет, меня изумляла ее красота, но я не осмеливалась сказать об этом.
— Я выбрила их в знак траура по моему любимому коту Сесострису. Он умер несколько дней назад. Его сейчас мумифицируют и делают для него великолепный золотой саркофаг. Он единственный ребенок, который у меня когда-либо был. Если бы я могла оживить его, я бы сделала это, но увы, даже жрицы не наделены такой силой.
— Скажите, что я могу сделать для вас.
— Мне нужно знать судьбу моего ребенка, — пробормотала я. — И мою тоже.
— Это слишком трудная задача, — сказала жрица. — Я за один раз могу предсказать только одну судьбу. Покажите мне ребенка.
Моя мать неохотно протянула ей Клеиду. Жрица нежно взяла девочку и остановила на ней взгляд. Она долго разглядывала ребенка, не говоря ни слова. Потом протянула девочку мне. Я боялась уронить малютку, потому что колени мои подгибались — такое впечатление произвела на меня красота жрицы. В ее бронзовом лице, казалось, скрыты все тайны Вселенной.
— Обычно я приношу в жертву птицу и гадаю по ее внутренностям, но сейчас слова богини настолько очевидны, что без этого можно обойтись. Исида говорит, что настанет время — и твой ребенок вернется по бескрайнему морю на землю, которую ты любишь, что ты будешь там поэтом и учителем, научишь воздух повторять твои слова, чтобы они звучали вечно, станешь музой для всех, кто придет после тебя, для всех, кроме твоей собственной дочери, а когда ты умрешь, имя твое останется и будет жить вечно.
— А как насчет маленькой Клеиды?
— Она вырастет и будет процветать, — сказала жрица. — Она тоже станет знаменитой. Она увидит твою смерть и похоронит тебя. Большего мать не может и желать.
Пророчество было таким ясным и точным, что у меня сразу зародились сомнения. Я знала, что оракулы иногда говорят загадками. Я знала, что правильно понять их может только глубокий ум. Нов этот день мой ум отнюдь не был глубоким! Я сходила с ума от волнения за свое дитя, и меня буквально валила с ног красота жрицы. Мысли и без того путались от переживаний за дочь и Алкея, а тут к ним примешалось еще и внезапное чувство к жрице. У нее была золотая кожа, копна кудрявых волос, длинные и сильные руки и ноги, от нее исходил запах ладана и мирры. У меня стало влажно под мышками и между ног. Если б она прикоснулась ко мне, я потеряла бы сознание и рухнула на мягкие подушки, разбросанные по полу. Моя мать поддержала меня. Она быстро забрала девочку из моих рук.
— Сапфо! — окликнула она, чтобы вывести меня из забытья.
В моей голове сложились строки:
Любовь, от которой слабеют колени
И дрожь сотрясает меня.
Но вслух этих слов я не произнесла.
— Сапфо, ты, кажется, витаешь в облаках, — сказала моя мать.
— Эта девушка собирает цветы на Парнасе, — заметила жрица. — Сейчас она вернется к нам.
Малютка внезапно заплакала, словно почувствовала, что у нее появилась соперница. Моя мать принялась ее убаюкивать и качать. Я села перед жрицей, по-египетски уперев ладони в колени.
— Я даже не знаю твоего имени, — начала я.
— Можешь называть меня Исидой, — сказала миндалеглазая красавица.
— Исида, повтори свое пророчество, — попросила я.
— Я никогда не повторяю пророчеств, — ответила она. — Если тебе нужны более сложные и путаные предсказания, поезжай в Дельфы и трать там без толку свои деньги. Оставь меня! У меня нет времени на тех, кто мне не доверяет!
Любовь — это лихорадка, зараза, буря среди старых дубов. Я отправилась домой с матерью и дочерью, но мыслями оставалась с Исидой.
Праксиноя инстинктивно почувствовала — что-то изменилось.
— Сапфо, ты идешь, словно во сне. Что случилось? Что сказала предсказательница?
— Только хорошее, Пракс.
— Тогда что с тобой такое?
— Ничего, со мной все в порядке, можешь не сомневаться.
Но Праксиноя слишком хорошо знала меня, чтобы поверить моим словам. Она почувствовала, что подул ветер перемен. Внимательно посмотрела на меня, и я ощутила ее тревогу. Праксиноя почти смирилась с моей любовью к Алкею и ребенку, но с любовью к другой женщине она не смирится никогда.
