– Конечно! А ты уверена, что он согласиться?
– Наверное, – она задумчиво поглядела в окошко над
раковиной.
– А далеко до Стрэтфорда, ма?
– Триста пятьдесят миль.
– Тьфу… то есть, далеко. Это…
– Бретт.
Он вопросительно взглянул на нее. На ее лице опять
отражалось удивляющее его возбуждение.
– Что, ма?
– Как ты думаешь, отцу что-нибудь нужно? Он хотел бы
что-нибудь купить?
Глаза Бретта слегка блеснули.
– Ну… ему нужны ключи… и он еще хотел маску для сварки.
Старая совсем треснула.
– Да нет, что-нибудь большое. Дорогое.
Бретт подумал, потом улыбнулся.
– Он очень хотел новый мини-кран. С ним бы он выдрал старый
мотор из агрегата Ричи, как кусок де… Ну, легко, – он чуточку покраснел, но
продолжал:
– Но ты не можешь купить ему это, ма. Это очень дорого.
– Сколько?
– Ну, по каталогу не меньше тысячи семисот, но папа говорил,
что мистер Беласко в Портленде уступил бы ему дешевле. Он говорит, что Беласко
его боится.
– Думаешь, это правда?
Бретт, казалось, даже испугался. Он не помнил, чтобы мать
когда-либо вела такие разговоры. Даже Куджо на крыльце слегка навострил уши.
– Ну?
– Нет, ма, – сказал он, но Черити поняла, что он лжет. Она
уловила в словах Бретта восхищение. Он хочет быть похожим на отца. Тот словно
становится выше ростом, когда видит, что его боятся. О, господи.
– Нет ничего хорошего в том, что тебя боятся, – сказала она.
– Нужен только громкий голос да грозный вид. Давай, доедай.
Он медленно начал есть, то и дело поглядывая на нее. В это
утро везде таились загадки.
– Сколько это будет стоить? Тысячу триста? Тысячу четыреста?
– Не знаю, ма.
– А этот Беласко может доставить заказ сюда?
– Такой дорогой, наверное, может. Если бы у нас были деньги.
Ее рука потянулась к карману халата. Там лежал лотерейный
билет. Зеленый номер на нем, 76, и красный, 434, совпадали с указанными в
таблице выигрышей. Она сверяла их десятки раз, не в силах поверить. Она каждую
неделю тратила на билет пятьдесят центов, с 1975 года, и вот эти вклады
принесли отдачу – пять тысяч долларов. Она еще не получила их, но они никуда не
уйдут.
– Деньги есть, – сказала она.
Бретт уставился на нее.
* * *
В четверть одиннадцатого Вик вышел из офиса и поплелся в
кафе, не в силах выносить проклятую жару. Сейчас он делал рекламу для яичной
фермы Декостера. Трудная работа. Яйца он ненавидел с детства, когда мать
запихивала их ему в глотку четыре раза в неделю. Все, что он мог выжать из
себя, это: «Кусай от яйца с любого конца». Не Бог весть что. Мысль вызвала у
него в уме образ яйца, застегнутого посередине на молнию. Образ хороший, но
какой от него толк? Он не мог придумать. Надо спросить Тэдди, подумал он, когда
официантка принесла ему кофе и блинчики с черникой. Тэд яйца любил.
Конечно, его мучила не эта яичная реклама. Мучили его
предстоящие двадцать дней. Да, ехать придется. Роджер его убедил. Нужно ехать и
драться.
Старый толстый Роджер, которого Вик любил, как брата! Он
был, наверное, даже рад проехаться, попить кофе, поболтать. Но Вику хотелось
побыть одному. Поразмыслить. Они и так все время были рядом – вполне достаточно
даже для братьев.
Он снова вспомнил о фиаско с «Красной клубникой». Все случившееся
было плохо, но не смертельно. Даже тупые покупатели осознают, что подобные
просчеты в деятельности компаний неизбежны. Пару лет назад обнаружилось, что
краска, которой наносились рисунки на стаканы в закусочной «Макдональдс»
содержит избыточную дозу свинца. Стаканы быстро убрали; компания понесла
убытки, но никто не обвинил Рональда Макдональда в попытке отравить клиентов. И
Профессора Вкусных Каш никто в этом не обвинил, хотя комики от Боба Хоупа до
Стива Мартина немало поиздевались над ним, а Джонни Карсон в «Вечернем телешоу»
произнес как-то целый монолог о «Красной клубнике». Нет нужды, говорить, что
профессор исчез с экрана, а игравший его актер никак не мог оправиться от
потрясения.
«Все могло быть и хуже», – заявил Роджер, когда прошел
первый шок, и схлынула лавина звонков из Кливленда.
«Что?» – спросил тогда Вик.
«Представь, что мы разрекламировали бы настоящую отраву».
– Еще кофе, сэр?
Вик поднял глаза на официантку. Он хотел отказаться, потом
кивнул.
– Полчашки, пожалуйста.
Она поставила чашку и отошла. Вик сидел, не торопясь пить.
К счастью, довольно скоро по телевизору показали
пресс-конференцию с участием авторитетных врачей, утверждавших, что краска
безвредна. Незадолго до этого такой же шум поднялся из-за того, что у ряда
стюардесс международных рейсов кожа вдруг покрылась оранжевыми пятнами.
Оказалось, что все дело в спасательных жилетах, применение которых они
объясняли пассажирам на своем опыте.
Юристы старика Шарпа предъявили многомиллионный счет
изготовителю краски, но дело могло тянуться года три и под конец потонуть в
суде. Неважно: главное было показать общественности, что вина – впрочем, не
слишком большая, краска-то безвредна, – лежит не на компании.
Но акции Шарпа все равно поползли вниз. Резко снизился сбыт
всех каш компании, хотя их качество ничуть не ухудшилось.
Что же, все было в порядке? Да нет. Как бы не так.
Не в порядке был сам Профессор. Бедный парень просто не мог
вернуться к своим обязанностям. После испуга обычно приходит смех, и посмей
Профессор снова появиться на экране на фоне своего класса, его засмеяли бы до
смерти.
Представляется уже, как Джордж Кэрлин зубоскалит в своей
программе: «Парни Рейгана говорят: русские обгоняют нас в гонке вооружений.
Русские штампуют ракеты тысячами. А Джимми Картер выступает по ящику и говорит:
«Сограждане, русские обгонят нас только тогда, когда молодость нации будет
срать красным».
Гомерический хохот аудитории.
«И вот Ронни звонит Джимми и спрашивает: «Что наши солдаты
едят на завтрак?»
Взрыв хохота.
Потом настоящая запись:
