– Ну, не паникуй, Роджер.
– А Донна знает, насколько это плохо?
– Я думаю, для нее это была просто смешная история. Но
теперь я ей объяснил.
– Она ведь никогда не любила Мэн, как мы.
– Вообще-то да. Но теперь, я думаю, она схватится за голову,
если ей предложат вернуться с Тэдом в Нью-Йорк.
– А мне что делать? – снова спросил Роджер. – Я уже не
мальчик. Тебе тридцать два, а мне-то уже сорок один. Что я должен делать? Опять
начинать все сначала? Думаешь, Дж. Уолтер Томпсон примет меня с распростертыми
объятиями? «А-а, Роджер, я тут сохранил для тебя одну рекламу, можешь
приступать». Думаешь, он так скажет?
Вик только покачал головой, в душе слегка разозлившись на
Роджера.
– Я боюсь, Вик. Я по ночам лежу и пытаюсь представить, как
будет после. Что будет. Я не могу это вообразить. Вот ты смотришь на меня и
думаешь «Роджер паникует». Ты…
– Я никогда так не думал, – сказал Вик, стараясь, чтобы не
прозвучало виновато.
– Я не говорил, что ты врешь, но я слишком давно работаю с
тобой, чтобы знать, о чем ты думаешь. И я не обвиняю тебя, Вик – но между
тридцатью двумя и сорока одним большая разница. За это время из тебя вышибает
весь дух.
– Я просто думаю, что не все еще…
– Что можно взять с собой в Кливленд две дюжины коробок этой
красной дряни и дожидаться, пока их привяжут нам к хвосту и дадут хорошего
пинка. Вот будет потеха!
Вик похлопал его по плечу.
– Да, я понимаю.
– А ты что будешь делать, если они закроют счет?
Вик уже задумывался над этим. Рассматривал со всех возможных
сторон. Можно сказать, что он уже все для себя решил до того, как Роджер вообще
задал себе этот вопрос.
– Ну, я думаю придется поработать как следует, – сказал он.
– Тридцать часов в день, если понадобиться. Нужно будет набрать как можно
больше мелких заказов, чтобы компенсировать утрату Шарпа.
– Эта работа нас угробит.
– Может быть. Но мы откроем огонь из всех стволов.
– Мне кажется, – печально сказал Роджер, – что, если Элсия
станет работать, мы сможем платить за дом еще год. За это время можно подыскать
для него выгодного покупателя.
Внезапно Вик почувствовал, что у него дрожат губы: ему еще
приходится думать о том, что сотворила Донна, воображая, что ей все еще
девятнадцать или двадцать. Он опять разозлился на Роджера, счастливо женатого
вот уже пятнадцать лет. Элсия мирно и ненавязчиво согревает ему постель и
воспитывает девочек. Вик очень удивился бы, если бы узнал о ее измене мужу.
– Послушай, – сказал он внезапно. – В четверг я получил
письмо…
Резкий стук в дверь.
– Заказ, – сказал Роджер. Он вытер слезы рубашкой… и как
только слезы исчезли, у Вика пропала охота ему рассказывать. Может, еще и
потому, что Роджер был прав – между тридцатью двумя и сорока одним на самом
деле большая разница.
Вик подошел к двери и взял свое пиво и сэндвич. Он так и не
закончил фразу, а Роджер не стал спрашивать, вернувшись к своему футболу.
Вик сел и стал есть, не очень удивленный исчезновением аппетита.
Взгляд его упал на телефон, и он опять попытался позвонить домой. Было уже без
пяти восемь, время укладывания Тэда в постель. Никто не брал трубку. Это его
встревожило. Может быть, Донна уехала к кому-нибудь в гости? Никакой закон не
устанавливает, что Тэд должен быть в постели в восемь, особенно в такую жару.
Они могли отправиться в парк. Да.
(Или она у Кемпа).
Это была безумная мысль. Она сказала, что все кончено, и он
верил ей. Правда верил. Она не лгала. Но мысль продолжала грызть его. Что, если
ей вдруг взбрело в голову забрать Тэда и сбежать с Кемпом? Может, они прямо
сейчас уже где-нибудь в мотеле, между Касл-Роком и Балтимором? Не будь дураком,
Вик. Они могли…
Это концерт, вот это что. Каждый вторник в парке играет
ансамбль, иногда школьный, иногда местный рэг-тайм под претенциозным названием
«Последняя черта», и она наверняка…
(Ага, сбежала с Кемпом).
Он допил пиво и взялся за вторую бутылку.
* * *
Донна стояла возле машины уже секунд тридцать, разминая
ноги. Она смотрела на дверь гаража, все еще думая, что, если Куджо появится, то
только оттуда – из самого сарая, из-за него или, может быть, из-под грузовика,
кажущегося в полутьме нелепым черным чудовищем.
Она стояла, не в силах заставить себя сделать шаг. Ночь
окружала ее благоуханием сена и клевера, сладким запахом жимолости.
И она слышала музыку. Тихую, еле слышную, почти призрачную.
«Радио где-то», – подумала она и вдруг поняла, что это играет ансамбль в парке.
Это был джаз «Диксиленд», и она даже узнала мелодию. «Возвращайся в Буффало».
«Семь миль, – подумала она. – Я никогда не думала, что ночь такая тихая. Такая
спокойная».
Она ощущала подъем сил.
Сердце пульсировало в груди, как мощный механизм. Кровь
заструилась быстрее. Глаза, казалось, стали видеть зорче. Мысль о том, что на
карту поставлена ее жизнь, наполняла ее странным очарованием; может быть, она
впервые так полно ощутила ценность этой жизни. Она с легким стуком закрыла
дверь.
* * *
Она ждала, вслушиваясь в окружающую тишину. Пасть гаража Джо
Кэмбера была темной и молчащей. Хром на переднем бампере «пинто» тускло мерцал.
Вдали все играл веселый джаз. Она взяла горсть камешков и стала по одному
бросать их туда, где мог скрываться Куджо.
* * *
Один из камешков упал прямо перед носом Куджо. Куджо
приподнялся немного, продолжая ухмыляться. Второй камешек угодил ему прямо в
плечо. Он не двигался. Пусть Женщина отойдет подальше.
* * *
Донна стояла возле машины, прислушиваясь. Первый камешек
упал на гравий. Но второй… звука она не услышала. Что это значит?
Внезапно она решила не идти к крыльцу, пока не убедится, что
за домом никого нет.
Она шагнула вперед. Один шаг. Второй. Третий.
* * *
Куджо напрягся. Глаза его сверкали в темноте. Четыре шага.
Сердце ее стучало, как барабан.
* * *
Теперь Куджо видел ноги Женщины. Скоро и она увидит его. Ему
этого хотелось.
