Она подумала, что все кончено, и даже отошла на два шага;
дыхание обжигало легкие, как горячая жидкость. Потом он снова поднялся и,
пошатываясь, пошел на нее… и тут старая бита, наконец, сломалась. Половина ее
отлетела в сторону и ударилась о машину с музыкальным звоном. У нее в руках
осталась только рукоятка.
Куджо из последних сил тащился к ней. По его бокам текла
кровь. Глаза его мигали, как неисправные фары.
И ей все еще казалось, что он улыбается.
– Ну, иди сюда! – взвизгнула она.
И умирающее существо, что когда-то было добрым псом Бретта
Кэмбера, в последний раз оскалилось на женщину, по вине которой с ним случились
все беды. Донна ткнула расщепленным концом рукоятки вперед, и он вонзился Куджо
в правый глаз и через него прошел в мозг. Послышался негромкий треск, какой
бывает, если раздавить пальцами виноградину. Последняя инерция бросила Куджо на
нее и повалила наземь. Теперь его зубы в агонии щелкали в каких-то дюймах от ее
шейной артерии. Его глаз вытек наружу. Она попыталась оттолкнуть его морду, и
челюсти сомкнулись у нее на руке.
– Прекрати! – простонала она. – О, Господи, когда же ты
остановишься. Ну, пожалуйста! Прекрати!
Кровь брызнула на ее лицо теплыми каплями – ее кровь и
собачья. Боль в руке, казалось, заполнила все ее тело и весь мир вокруг. И
мало-помалу он одолевал. Рукоятка биты, казалось, росла из его головы, из того
места, где был глаз.
Он добирался до ее шеи.
Донна уже чувствовала там его зубы, и с последним стонущим
криком она высвободила руки и отпихнула его от себя. Куджо тяжело рухнул на
землю.
Его лапы скребли по гравию. Тише… тише… замерли. Оставшийся
глаз уставился в небо. Хвост лежал на ее ногах, тяжелый, как ковер. Он набрал
воздуха, выдохнул и снова хрипло вдохнул. Потом издал слабый скулящий звук, и
внезапно струйка крови побежала у него изо рта. Куджо умер.
Донна Трентон могла праздновать победу. Она попыталась
встать на ноги, упала и поднялась опять. Сделав два неверных шага, споткнулась
о труп собаки и упала на четвереньки. Подползла к месту, где лежал отломившийся
тяжелый конец биты. Взяла его и снова поднялась, держась за капот «пинто»,
вернулась к месту, где лежал Куджо, и начала бить его. Каждый удар
сопровождался глухим стуком. Изолента размоталась и вилась в горячем воздухе.
Удары сорвали ей кожу на ладонях, и по рукам потекли новые струйки крови. Она
продолжала кричать, но постепенно сорвала голос и издавала только хриплое
рычание, как сам Куджо перед концом.
Позади нее остановился «ягуар» Вика.
* * *
Он не знал, чего он ожидал, но не этого. Он и так был
напуган, но вид его жены – да полно, она ли это? – стоящей над какой-то кучей и
бьющей ее снова и снова чем-то, напоминающим дубину пещерного человека, поверг
его в настоящий ужас, почти отключивший мысли. В один бесконечно долгий момент,
о котором он потом никогда не вспоминал, ему захотелось развернуть «Ягуар» и
уехать отсюда… навсегда. Все, что здесь происходило, было чудовищно.
Вместо этого он заглушил мотор и вышел.
– Донна! Донна!
Она, казалось, не слышала его или не понимала. Ее щеки и лоб
обгорели на солнце; левая штанина изорвана в клочья и окровавлена. И на животе
у нее тоже была кровь.
Бейсбольная бита поднималась и опускалась снова и снова. Она
глухо рычала. Кровь потоками струилась из обезображенного тела пса.
– Донна!
Он перехватил биту и взял у нее из рук. Потом отбросил прочь
и обнял ее за голые плечи. Она повернулась к нему, и он увидел ее безумные,
пустые глаза и безобразно слипшиеся волосы. Она посмотрела на него… и снова отошла.
– Донна, дорогая, о, Господи, – тихо сказал он.
Это был Вик, но его не могло здесь быть. Это мираж. Это
бешенство прогрессирует в ней, вызывая галлюцинации. Она отошла… зажмурилась…
Он не исчез. Она протянула дрожащую руку и коснулась его. Нет. Не мираж.
– Вы… – прошептала она хрипло. – Вы… Вы… Вик?
– Да, дорогая. Это я. Где Тэд?
Мираж оказался реальностью. Она хотела заплакать, но слез не
было. Ее глаза только двигались в глазницах, как подшипники.
– Вик. Вик.
Он бережно обнял ее.
– Донна, где Тэд?
– Машина. Машина. Заболел. В больницу, – теперь она шептала
уже более связно, но это отнимало у нее последние силы. Но это неважно. Вик
здесь. Они с Тэдом спасены.
Он оставил ее и поспешил к машине. Она так и осталась
стоять, глядя на тело пса. В конце концов, все не так уж плохо. Они выжили. В
таких обстоятельствах остается либо выжить, либо умереть. Или-или. Теперь ее не
так пугали и кровь, и мозги, вытекающие из разбитой головы Куджо. Вик здесь, и
они спасены.
– О, Боже, – выдохнул Вик странно тонким голосом. Она
повернулась и увидела, как он вытаскивает что-то из машины. Какой-то мешок. Что
это может быть? Разве она что-то покупала до того, как все случилось? Да… но
она отвезла покупки домой. Они с Тэдом их выгрузили в коляску. Так что…
– Тэд! – попыталась крикнуть она и побежала туда. Вик отнес
Тэда в тень у дома и положил там. Лицо мальчика было совсем белым, волосы
прилипли к голове, как промокшая солома. Руки его лежали на траве, казалось,
даже не приминая ее своим весом.
Вик прижал голову к груди Тэда. Потом посмотрел на Донну. Ее
лицо было бледным, но довольно спокойным.
– Донна, как давно он умер?
«Умер? – попыталась она вскрикнуть, но губы лишь беззвучно
двигались. – Он не умер, он был еще жив, когда я передвинула его назад, что ты
говоришь? Что ты говоришь, сволочь?
Она пыталась выговорить все это своим беззвучным голосом.
Неужели Тэд умер одновременно с собакой? Нет, в это невозможно поверить. Ни
бог, ни рок не могут быть настолько жестоки.
Она подбежала к мужу и оттолкнула его. Вик от неожиданности
так и сел, а она склонилась над Тэдом и подняла его голову руками. Потом
открыла ему рот и принялась вдыхать воздух в легкие своего сына.
Мухи уже облепили тела Куджо и шерифа Баннермэна, мужа
Виктории и отца Кэтрин. Это были демократические мухи – они не делали различия
между псом и полицейским. Солнце палило нестерпимо ярко. Без десяти час. Небо
было бледно-голубым… Все предсказания покойной тети Эвви сбывались.
Она вдыхала воздух в легкие своего сына. Дышала. Дышала. Ее
сын не умер; она не затем прошла через этот ад. Он не умер; этого просто не
может быть.
