– Я тоже не смог его спасти.
– Ты…
– Я ведь был уверен, что это Кемп. Если бы я приехал раньше,
если бы я не спал…
– Нет, – сказала она мягко.
– Да. Я виноват, как и ты. Поэтому нам нужно простить друг
друга. И жить дальше.
– Я чувствую его… в каждом углу.
– Я тоже.
Они с Роджером сдали все игрушки Тэда в Армию спасения.
После этого они молча пили пиво в соседнем кафе. Вернувшись домой, Вик сел на
кровать Тэда и плакал, пока не выплакал все слезы. Он в тот момент хотел
умереть, но не умер и даже поехал на другой день на работу.
– Свари лучше кофе, – он провел ей рукой по спине. – А я
затоплю камин. Что-то холодно.
– Ладно, – она встала. – Вик?
– Что?
– Я тоже люблю тебя.
– Спасибо. Мне сейчас это очень важно.
Она едва заметно улыбнулась и вышла. И они пережили этот
вечер, хотя Тэд был мертв. Они пережили еще много таких вечеров. Осенью, когда
начали опадать листья, им было уже немножко легче. Немножко.
* * *
Она старалась не выдавать своего волнения. Когда Бретт
пришел из сарая, отряхивая снег с ботинок и вошел в кухню, она сидела за столом
и пила чай. Какое-то время он молча смотрел на нее. За эти месяцы он вытянулся
и похудел. Отметки его за первую четверть были не такими хорошими, как раньше,
к тому же он дважды дрался в школьном дворе – все по поводу той летней истории.
Но отметки за вторую четверть были уже лучше.
– Мама? Что…
– Альва принес.
– А ему сделали уколы? – это был первый вопрос, который
Бретт задал, даже не раздумывая.
– Говорит, сделали. Альва не хотел, но я уплатила ему по
счету ветеринара. Девять долларов. От чумки и от бешенства. Если ты откажешься,
он вернет деньги.
Деньги теперь были для них очень важны. Она порой думала,
что им придется продать дом. Страховка оказалась совсем небольшой. В
«Каско-банке» ей объяснили, что эти деньги, вместе с остатками выигрыша, будут
выплачиваться им с процентами в течение пяти лет. Ей пришлось устроиться на
единственное в Касл-Роке предприятие, в отдел упаковки и рассылки. Продажа
инструментов Джо, включая злосчастный мини-кран, принесла еще три тысячи
долларов. Поэтому они смогли кое-как продержаться. Конечно, можно было продать
дом и снять жилье в городе, но Бретт этого не хотел. И они остались здесь.
– А как его зовут? – спросил Бретт.
– Пока никак. Он еще маленький.
– Породистый?
– Да, – сказала она и улыбнулась. – Альва сказал, что это
гончая.
Он тоже улыбнулся, довольно тревожно. Но это было лучше, чем
полное отсутствие улыбки.
– Если он нагадит, будешь убирать сам, – предупредила она.
– Ладно, – он собрался уходить.
– Так как ты его назовешь?
– Пока не знаю, – долгая пауза. – Я подумаю.
Ей показалось, что он вот-вот заплачет, но она не стала его
утешать. Он уже большой, а большие мальчики не любят, когда мать видит, как они
плачут.
Он вышел и принес щенка в дом. Он так и оставался безымянным
до весны, когда к нему сама собой пристала кличка Вилли. Это был маленький,
жизнерадостный, короткошерстный пес, и кличка ему очень шла.
Той же весной Черити повысили зарплату. Она стала
откладывать по десять долларов в неделю. Бретту на колледж.
Вскоре после страшных событий во дворе Кэмберов останки
Куджо кремировали. Пепел отвезли на завод удобрений в Огасте. Никто уже не
помнил, что он всегда старался быть хорошим псом и слушался Хозяина, Хозяйку и
Мальчика. Он умер бы за них, если понадобилось. Он никогда не хотел никого
убивать. Им просто овладело нечто – судьба, или рок, или просто болезнь,
называемая бешенством. Его желания никто не спрашивал.
* * *
Маленькую пещеру, куда Куджо загнал кролика, так никто и не
обнаружил. Летучие мыши почему-то покинули ее. Кролик не смог выбраться и умер
медленной мучительной смертью. Его кости, насколько я знаю, смешались с костями
других маленьких животных, имевших несчастье попасть туда.
Вот и все.
«Я вам скажу, чтоб знали вы и помнили всегда, что есть и у
собак свой рай, и он ушел туда».
КОНЕЦ
