И тут появилась «Красная клубника».
Вик и Роджер, конечно, слышали о ней и раньше, хотя ее
выбросили на рынок всего два месяца назад, в апреле 80-го. Большинство каш
Шарпа были несладкими. Особенно удачной вышла «Смесь всех круп», вклад компании
в производство крупяных изделий. Однако «Красная клубника» призвана обеспечить
продвижение в новую область, переходную от каш к сладким блюдам.
В конце лета «Клубника» успешно прошла испытания в Бойсе,
штат Айдахо, Скрэнтоне, штат Пенсильвания, и на новой родине Роджера в
Бриджтоне. Роджер с содроганием известил Вика, что не позволил двойняшкам
отведать этой штуки. «Там больше сахара, чем каши, и все это больше всего
похоже на горящий сарай».
Вик тогда кивнул и заметил, без всякого намека: «Когда я в
первый раз заглянул в пакет, мне показалось, что он полон крови».
– Ну? – настойчиво спросил Роджер. Он слопал уже половину
сэндвича, пока Вик опять прокручивал в своем мозгу все случившееся. Он все
больше и больше склонялся к мысли, что старый Шарп и его сын в Кливленде ждут
их появления.
– Думаю, стоит попробовать. Роджер хлопнул его по плечу.
– Молодец. Теперь ешь.
Но Вик есть не хотел.
Их, как и всех сотрудников компании, пригласили в Кливленд
на совещание, которое должно было состояться через три недели после Четвертого
июля. Но помимо этого в «Эд Уоркс» пришло специальное письмо, составленное в
довольно туманных выражениях, из которого Вик понял, что сын собирается
использовать «Клубнику», чтобы окончательно избавиться от их услуг.
Три недели спустя после того, как Профессор на всю страну, с
энтузиазмом («Ну что ж, все в порядке») расхвалил «Красную клубнику», в
больницу поступил первый ребенок. Маленькая девочка, почувствовавшая
недомогание, исторгла из себя то, что ее перепуганной матери сперва показалось
громадным количеством крови.
Ну что ж, все в порядке.
Это случилось в Айова-Сити, штат Айова. На другой день было
отмечено еще семь случаев. На следующий день – двадцать четыре. Во всех случаях
родители отправили детей в больницу, заподозрив у них внутреннее кровотечение.
Случаи нарастали, как снежный ком – сперва сотни, потом тысячи.
Ни в одном из этих случаев рвота или диарея не вызывались
непосредственно «Клубникой», но именно ее обвинили во всем.
А причина была в пищевом красителе, придающем каше красный
цвет. Он тоже был безвреден сам по себе, но почему-то человеческий организм не
мог его переварить. Один доктор сказал Вику, что если бы какой-нибудь ребенок
умер сразу после порции «Клубники», то вскрытие обнаружило бы что его пищевод
красный, как стоп-сигнал. Конечно, это тоже ничего не значило, но у страха
глаза велики.
Роджер собирался развить бешеную активность. Он хотел
встретиться с теми, кто выпускал ролик, и с самим Профессором Вкусных Каш,
который так вошел в роль, что тоже очень тяжело переживал случившееся. Потом –
в Нью-Йорк для встречи с деятелями рынка. Все эти две недели в Бостоне и
Нью-Йорке им предстояло работать, не покладая рук, чтобы умаслить старого Шарпа
и его сына. После этого, они явятся в Кливленд не с повинной головой, а с
планом сражения, призванного дать отпор конкурентам, осмелевшим после
«Клубники».
Так было в теории. На практике Вик понимал, что шансы их на
успех немногим отличаются от нуля.
У Вика были и другие проблемы. В последние восемь месяцев он
замечал, что они с женой медленно, но неуклонно отдаляются друг от друга. Он
все еще любил ее, а Тэда просто боготворил, но все происходило как-то само по
себе, и он осознавал, что дальше будет еще хуже. Поэтому ему не очень хотелось
надолго покидать дом. На лице жены он то и дело замечал какой-то странный,
ускользающий взгляд. И этот вопрос. Он задавал его себе снова и снова, когда не
мог уснуть, а таких ночей было все больше. Есть ли у нее любовник? Они не часто
спали вместе в последнее время, а он знал, как она это любит. Делала ли она это
с другим мужчиной? Он надеялся, что нет, но как он мог быть уверенным?
Сознавайтесь, миссис Трентон, или будете отвечать за последствия.
Он ни в чем не был уверен. Но боялся, что уверенность в чем
бы то ни было может разрушить их брак. Он доверял ей и простил бы многое. Но не
это. Он не хочет носить рога – дети не улице станут смеяться. И еще…
– Что? – спросил он, оторвавшись от этих мыслей. – Извини, я
прослушал.
– Я сказал: «Эта чертова красная каша». Именно так, слово в
слово.
– Да-да. Давай выпьем за это. Роджер поднял стакан с пивом.
– Выпьем, – сказал он.
Гэри Педье сидел возле своего дома у подножия холма Семи
дубов на дороге №3 через неделю после того, как Вик с Роджером закончили свой
невеселый ланч в «Желтой субмарине», выпив коктейль, состоящий из четверти
холодного апельсинового сока и трех четвертей поповской водки. Он восседал в
тени трухлявого вяза на еле живом складном стульчике и пил водку «Попов» – она
была самой дешевой.
Гэри приобрел запас водки в Нью-Хэмпшире, где спиртное было
дешевле, во время своего последнего алкогольного рейда. «Попов» и в Мэне стоил
недорого, но он всегда ездил в Нью-Хэмпшир – штат, строивший свое благополучие
на дешевой выпивке, дешевых сигаретах и туристских аттракционах типа домика
Санта-Клауса и Шести стволов. Нью-Хэмпшир – чудное местечко. Его стол
возвышался посреди изрытого, запущенного газона. Не менее запущенным выглядел и
дом за его спиной: серый, облупившийся, с дырявой крышей, ставни висели. Труба
торчала на фоне неба, как пытающийся подняться пьяница. Один из ставней,
оторванный свирепым зимним ветром, все еще свисал с ветвей гибнущего вяза. «Да,
– говаривал Гари, – это не Тадж-Махал, но кому какое дело?»
Гэри этим июньским жарким днем был пьян в стельку. Такое
состояние являлось для него привычным. Он знать не знал ни Роджера Брикстона,
ни Вика Трентона, ни его жены, он знал только Кэмберов и их пса Куджо, которые
жили дальше по дороге №3. Они с Джо Кэмбером немало выпили вместе, и в один из
моментов озарения Гэри вдруг понял, что Джо уже далеко зашел по пути
превращения в алкоголика. Сам Гэри двигался по этому пути семимильными шагами.
– Еще немного, и мне на все будет начхать! – сообщил Гэри
птицам и ставню, застрявшему в ветвях вяза, и поднял стакан. На его лице отплясывали
причудливые тени. За домом кустарник уже поглотил останки изуродованных
автомобилей. Западная сторона дома поросла сплошным узором плюща. Одно из окон
было открыто и блестело на солнце, как грязный бриллиант. Два года назад пьяный
Гэри зачем-то швырнул в него тумбочкой.
Потом он застеклил окно снова – зимой было холодно, – но
тумбочка так и осталась лежать там, где упала. Один из ящиков торчал из нее,
как насмешливо высунутый язык.
