Когда Мэйбел вышла из комнаты, Трей заметил:
— У тебя вид в этом платье, как у невинной школьницы.
— А у тебя вид дьявольского распутника, раскинувшегося на солнце, с темными волосами, темной кожей и одетого в черный шелк.
Трей действительно был одет в экзотический халат, отделанный парчой, который подчеркивал суровость его черт.
— Очень похоже. Тогда у меня дьявольское настроение поиграть с тобой в школу. Ты думаешь, у нас хватит времени, прежде чем Мэйбел вернется?
И он стал приподниматься.
— Не смей смущать меня!
— Я запру дверь.
— Трей! Она вернется через минуту.
— Если ты обещаешь поиграть со мной в школу, я не буду запирать дверь.
Импрес сердито глянула на него, оценив его томную элегантность и смуглую кожу, которая удивительным образом сочеталась со светлыми глазами. У Трея был очень азартный вид, который не вызывал желания с ним шутить.
В следующий момент появилась Мэйбел. Их глаза встретились, и он спросил:
— Договорились?
Когда он начал подниматься, Импрес быстро ответила:
— Да.
Трей улыбнулся, затем повернулся к Мэйбел и с искрометным обаянием произнес:
— Спасибо, Мэйбол. Давайте попробуем приколоть эту брошь под воротником.
Они были восхищены эффектом, согласились с тем, что это очень впечатляющее и необычное сочетание с тканью.
— Хотя, — сказала Мэйбел, -если леди хочет надеть это платье завтра, когда приедут гости, я должна буду заняться им прямо сейчас.
— Почему бы не подготовить шерстяное платье, отделанное замшей, для чая, — предложил Трей, — а из зеленого панбархата — для обеда?
Непонятно отчего Импрес почувствовала раздражение, когда услышала, что он прекрасно разбирается в том, какое платье и к какому случаю подходит. А панбархат? Сколько мужчин понимают различия в сортах бархата? Это был уже не первый случай, когда Трей рекомендовал подбор платьев. И когда он спросил Мэйбел: «Где мама отыскала муаровое платье от Душе?» — ее гнев усилился. У Импрес создалось впечатление, что он имеет привычку покупать дорогие платья для женщин дюжину раз в неделю.
Мэйбел пустилась в длинные объяснения того, как приданое дочери Элизабет Дарлингтон осталось в Чикаго, когда она отправилась в свадебное путешествие в Европу. К тому времени, когда сундуки вернулись в Монтану, пришлось новые платья купить в Нью-Йорке, потому что Барбара не хотела терпеть никаких лишений во время путешествия. В итоге у Элизабет Дарлингтон осталось одежды на шестьдесят тысяч долларов, потому что к тому времени, когда Барбара вернется через год из Европы, платья выйдут из моды. Кроме того, что очень вероятно, Бэбз родит молодого баронета или леди, а в таком случае платья вообще будут ей не нужны, так как каждый знает, что материнство меняет фигуру женщины.
Трей воспитанно слушал все это и, когда Мэйбел наконец бессвязно приблизилась к концу, произнес:
— Восхитительно.
А затем дал четкие инструкции, когда какое платье подготовить: шерстяное, отделанное замшей, и из панбархата — к пятнице, черное муаровое и зеленое с воланами — к субботе.
— Мы решим позже об остальных. Спасибо вам, Мэйбел, большое, — закончил он.
— Сразу видно, что ты проделывал такое и раньше, — заметила холодно Импрес, когда дверь за Мэйбел закрылась.
— Никогда, — ответил Трей с прекрасной солнечной улыбкой.
— Панбархат и все такое прочее — разве это обычный словарь для мужчины?
— Мой портной очень болтлив.
— Ты носишь одежду из панбархата?
— Я успешно противился его попыткам одеть меня в эту ткань — за исключением красного халата, — ему не хотелось спорить о его прошлом.
— Я не верю тебе. — Импрес ревниво сопротивлялась его желанию уйти от ответа.
— Я сокрушен, — проговорил Трей поддразнивающе.
— Уф! — Импрес выдохнула, глядя на высокого красивого мужчину, которому, казалось, было неведомо само понятие «быть сокрушенным». — Тогда помоги мне снять платье. Оно очень тесное.
Он улыбнулся, продолжая сидеть в кресле у окна:
— Я думал, что мы заключили соглашение.
— У меня нет никакого намерения, — с удовольствием сказала Импрес, — играть с тобой в какие-либо игры. Ты собираешься расстегнуть платье?
На фоне яркого солнечного света, лившегося из окна, его мощная фигура казалась особенно впечатляющей, этакий темный ангел с сияющим нимбом вокруг головы. Светлые глаза Трея были затенены пушистыми ресницами.
— Нет, — спокойно ответил он.
— Очень хорошо, — безразлично ответила Импрес. — Я сделаю это сама.
И выбежала в спальню. Первой проблемой была камея. Она была итальянская, выполненная в современном стиле, но застежка была тугой. Кроме того, брошь была приколота под воротником, и Импрес безуспешно пыталась расстегнуть ее, пользуясь обратным отражением в зеркале. После нескольких попыток, сопровождаемых недовольным бормотанием, Импрес повернулась и увидела Трея, стоящего в дверях и молча наблюдающего за ее безуспешными манипуляциями.
— Нуждаешься в помощи? — вежливо спросил он. Она ничего не ответила.
Трей медленно подошел и мягко повторил:
— Я мог бы помочь тебе.
— Как видишь, я не могу снять брошь. — В ответе ничего не было сказано о помощи.
— Вначале поцелуй меня.
— О, пожалуйста, — она подставила губы с видом знатной леди, собирающейся оказать услугу мелкому клерку.
Трей очень нежно поцеловал ее, обняв за талию. Это был медленный, неспешный, можно сказать, дневной поцелуй, когда время тянется бесконечно и можно не торопиться.
— Ты очень добр, — пробормотала Импрес, ее руки обнимали черный шелк его халата, обида прошла, и легкое волнение постепенно охватывало ее. — Очень тесно в этом платье, — решила пожаловаться Импрес. — Слишком тугое.
Не отпуская ее, Трей слегка отстранился. Он очень внимательно рассматривал Импрес. Лиф с жесткими ребрами был пошит как корсет, от бедер до груди затягивая тело, в так называемом стиле «осиная талия», который подчеркивал женственные изгибы фигуры. Платье не скрывало ее груди, снизу сжатой мягкой кашемировой тканью лифа.
— Здесь тоже туго? — спросил он тихо, коснувшись пальцами ее сосков, которые рельефно выступали из-под ткани.
— М-м-м, — пробормотала Импрес. Прилив удовольствия от его прикосновения усиливался тугим корсетом.
— Ты выглядишь как школьница, одевшая платье, из которого выросла, — прошептал Трей, его пальцы нежно теребили соски, пока они не отвердели. — Это очень мягкая ткань.
Ткань была столь прекрасна, что ничего не скрывала, округлость груди была так заметна, как будто Импрес была без одежды.
