Молчание затянулось. Она внимательно посмотрела на человека, заплатившего за три недели ее времени целое состояние, и неохотно ответила.
— Импрес
[3]
Джордан.
Маленькая красавица была полна неожиданностей. Она назвала свое имя так, как будто обладала титулом и королевством с рождения. Гальским королевством, как следовало из мягко произнесенного имени. Он спокойно оглядел ее мерцающими светлыми глазами.
— Ну, Импрес, — сказал Трей приветливо, — банки теперь закрыты, а у Лили нет такого количества золота на руках, но если вы возьмете банковский чек сейчас, то утром мы перейдем улицу и получим у Фергюсона золото. Подойдет?
Он откинулся на стуле, посмотрел на нее и добавил:
— Можете не беспокоиться, меня тут хорошо знают.
Даже живя со своей семьей в горах в уединенно деревне, Импрес слышала о Брэддок-Блэке. А кто в Монтане не слышал?! Она задумалась на мгновение разрываясь между настоятельной необходимость и недоверием. Затем, вздохнув, сказала:
— Очень хорошо. Я акцептую чек на позднее завтрашнего утра.
— Благодарю, дорогая, — ответил Трей с иронией, — за ваше чрезвычайное доверие.
В этот раз она не поправила его.
— Пожалуйста, — сказал он чуть позже, протягивая чек. Голос у него был многозначительный, его мозолистая, как у простого ковбоя, рука, из которой она взял чек, на секунду повисла в воздухе, как бы в размышлении, а потом опустилась на стол. Его темные брови немного поднялись. — Мы идем? — Он небрежно указал в сторону лестницы, идущей из коридора.
Трей заметил, что девушка сглотнула комок в горле, прежде чем неуверенно ответить:
— Да… конечно.
И торопливо засунула чек в карман рубашки.
Трей встал, обошел узкий стол и, когда она поднялась, отодвинул стул. Глянув на нее сверху, как показалось Импрес, с необычайной высоты, он предложил ей руку. Покачав головой, она отвернулась. Он тактично предложил:
— Возможно, вы хотите пойти вперед? Вторая дверь направо наверху. Я пошлю служанку, чтобы приготовила ванну.
— Ванну? — спросила Импрес тихо. Она чувствовала скрытую силу, которая исходила от этого человека, подчиняющего ее без единого к ней прикосновения.
— И платье, — добавил Трей. — Я неравнодушен к одежде.
Импрес напряглась на момент, готовая возмутиться намеком на ее мужскую потрепанную одежду, но потом подумала, что на это не стоит обращать внимания. Мысль о том, как прекрасно будет жить ее семья на тридцать семь с половиной тысяч долларов, удержала ее от слов. И, в конце концов, ее кровь такая же голубая, как у него.
— Вы долго пробудете здесь?
— Нет, — ответил он, — я не заставлю вас ждать.
Вернувшись в гостиную, Трей посовещался с Лили, которая сразу же послала служанку наверх. Затем он благосклонно выслушал мужское поддразнивание. Не обращая внимания на наполненный черной ненавистью взгляд пьяного Джейка Полтрейна, он выпил с кузенами полбутылки, потом извинился и поднялся по лестнице.
Глава 3
Трей постучался, открыл дверь и вошел с той небрежной грацией, которая парадоксальным образом одновременно подчеркивала его привлекательность и властность.
В этот момент Импрес вышла из ванны и взяла из рук служанки большое белое полотенце. Играющий свет камина золотил ее стройное тело и искрился на шелковистых длинных волосах. У Трея перехватило дыхание. Белое полотенце подчеркивало все пьянящие изгибы и атласную кожу тонкой полногрудой фигуры, напоминающей золотую Венеру. Обогащенный немалым опытом, Трей считал, что обнаженное женское тело не таит для него сюрпризов, но сейчас он был просто поражен совершенством, которое скрывала раньше непритязательная, мужская одежда.
Кивком головы он отослал служанку. Его взгляд был прикован к изумительной красоте стоявшей перед ним обнаженной девушки, весь облик которой выражал необычайную чистоту. Возможно, это объяснялось обстановкой, потому что трудно было ожидать утонченную непорочность в публичном доме. А может быть, виноват запах сирени, который исходил от ее влажного тела. От сцены в комнате, за окном которой бушевала зимняя вьюга, веяло весной, а девушка напомнила Трею ребенка. Он не мог понять, почему она вызвала такую ассоциацию, так как ее тело никак не было детским. Оно было очень женственным и манило своим многообразием, подобно блюдам на экстравагантных ужинах у Лили, когда подавалось до двадцати перемен. Наконец он решил, что во всем виноваты ее глаза — они были испуганны и широко раскрыты. Поэтому Трей сказал не раздумывая:
— Не бойтесь, я не похож на Джейка Полтрейна.
Эти загадочные слова не успокоили Импрес, как он мгновенно понял, посмотрев на ее трясущиеся руки. Но подбородок у нее был гордо поднят, так же, как недавно на лестнице, выдавая отважный нрав. Словно внутренний голос настойчиво призывал ее не поддаваться страху.
— Я не причиню вам вреда, — очень мягко произнес Трей. — Вы в полной безопасности.
Страх все же был преодолен, и она, взяв полотенце, подошла к огню и спокойно сказала:
— Это зависит от того, как понимать это слово, мистер Брэддок-Блэк. Но, конечно, здесь тепло и чисто.
И, накинув полотенце на голову, она стала вытирать мокрые волосы.
Тремя быстрыми шагами Трей преодолел расстояние, разделявшее их, выдернул полотенце, отбросил его в сторону и сказал уравновешенным тоном, показавшим, что он полностью владеет собой:
— Я имею в виду, что не причиню вам вреда.
Стоя перед ним нагая, Импрес высоко подняла голову для того, чтобы ее изумрудные глаза могли встретиться с его глазами, и произнесла с византийской интонацией:
— Что вы собираетесь делать со мной, мистер Брэддок-Блэк?
— Просто Трей, — ответил он, не замечая своего приказного тона.
— Что вы собираетесь делать со мной, Трей? — переспросила она, выполняя приказ. В ее словах прозвучало что-то большее, чем дерзкий намек.
Он ответил с легкой улыбкой на дерзость, которую позволила себе его собственность:
— Только то, что вы сами предпочитаете, Импрес, дорогая.
Полностью одетый, смуглый, он возвышался над ней, напоминая Люцифера. Она осознавала его власть и силу, само его присутствие словно покоряло ее.
— Вы сами будете задавать тон, мое сердечко, — сказал Трей, ободряюще коснувшись подушечкой пальца ее плеча. — Но не спешите, — продолжал он, признавая тем самым свое возбуждение, и погладил шею Импрес теплой ладонью. Голос Трея внезапно опустился на октаву. — Впереди у нас три недели…
В первый раз в своей жизни он с нетерпением ожидал трех недель, которые проведет с женщиной. Это был повелительный зов первобытной природы, и, хотя его интеллект сопротивлялся необъяснимому порыву, его плоть, кровь и нервы с готовностью подчинялись этому зову.
