– Вы стали новым человеком, сэр, если позволите сказать. Судя по улыбке, вы снова в деле.
– Да, по крайней мере мне так кажется. Считай свои обязанности сиделки законченными, – жизнерадостно ответил Дафф и, откинувшись на спинку стула, принялся раскачиваться на задних ножках, как часто делал в прошлом. – Какие бы мрак и туман ни наполняли мою голову этот последний год, теперь все развеялось. Я проспал всю ночь. И ни одного кошмара! Я проснулся и умираю от голода, причем не только желудочного! Хотя это исключительно для твоих ушей. Мы с леди пришли к соглашению… нечто вроде пари, и я намереваюсь свято его чтить.
– Удачи вам, сэр, – сардонически пробормотал Эдди, накладывая Даффу яичницу. – И вам лучше поесть как следует на случай, если условия соглашения каким-то образом изменятся. Кстати, что вы теряете, проиграв пари?
– Пятьсот фунтов.
– Значит, вы делаете это не ради денег, – фыркнул Эдди. – Я видел, как за карточным столом вы ставили в десять раз больше. Поэтому готов поклясться, что вы неравнодушны к леди.
– Я бы не был столь категоричен, – слегка улыбнулся Дафф, ставя стул на все четыре ножки. – Ты отлично знаешь, что я никогда не влюбляюсь.
– Ну… влюбились вы или нет, если оценили чувства леди в пятьсот фунтов, речь идет уж точно не о деньгах. Подумайте об этом, сэр, вот все, что я скажу.
Дафф, взяв с тарелки кусочек тоста, поднял глаза.
– Ты должен согласиться, что она очень красива. Всякий на моем месте увлекся бы.
– Можно подумать, у вас не было сотни таких, как она.
– Зато она может меня рассмешить, – пробормотал Дафф, вгрызаясь в тост.
– Вот и молодец.
Дафф с улыбкой уставился на денщика.
– Кажется, я различаю нотки сарказма, Эдди?
– О, нет, сэр, просто не хочу, чтобы вы так легко относились к своим чувствам. Она не похожа на других, вот и все. Не знаю, чем она отличается, но отличается, и сильно. Разве не видите?
– Давай не будем говорить об этом, – нахмурился Дафф. – Я не желаю слишком уж усердно задумываться над тем, как весело провожу время.
– Еще кофе, сэр? – спросил Эдди, зная, когда лучше отступить.
– Ты стоишь каждого шиллинга, который я тебе плачу, – весело заметил Дафф, кивком показав на чашку.
– Поскольку вы платите мне достаточно, чтобы осчастливить моего банкира, – заметил Эдди, наполняя чашку Даффа, – я вполне могу общаться на равных с лучшими представителями общества.
Дафф удивленно вскинул брови.
– Твой банкир?
– Конечно, сэр. Я держу деньги в Английском банке.
– Неужели? – хмыкнул Дафф, кладя сахар в кофе. – Так что ты намереваешься делать со всем этим богатством?
– Однажды, сэр, когда буду в подходящем настроении, предложу руку и сердце какому-нибудь милому созданию и куплю себе ферму.
Дафф перестал размешивать сахар в чашке.
– Но что ты понимаешь в фермерском деле?
– Это вовсе не обязательно, сэр. Я, пожалуй, найму управляющего на ваши денежки.
Дафф рассмеялся, наслаждаясь и звуками, и собственным весельем в такой прекрасный день.
– Что же, по крайней мере предупреди, когда решишь взять жену и покинуть меня.
– Не волнуйтесь, сэр. Я не тороплюсь. Думаю, вы еще раньше скуете себя цепями брака. Так что я подожду.
– В таком случае мы оба в полной безопасности, – улыбнулся Дафф.
– Я тоже так думаю, сэр. По мне, так это даже лучше, особенно с тех пор как мы снова развлекаемся с дамами.
– Говори за себя. У меня нет срочных планов.
– Не скажу, что не верю вам, но, полагаю, вы подумываете кое о чем.
– Возможно, – кивнул Дафф.
– Возможно? Всего пятьсот фунтов, сэр. Сущая чепуха для вас.
– Я не уверен, что леди готова, – заметил Дафф. – Но ты можешь проводить вечера, как заблагорассудится. Я вполне обойдусь без тебя.
– Посмотрим.
– Я абсолютно серьезен, Эдди. Твоего постоянного присутствия больше не требуется.
– Да, сэр. Как скажете, сэр, – закивал Эдди, как подобает хорошему слуге, хотя вовсе не был согласен с хозяином. – Сегодня утром вы повезете даме букет?
– Почему у тебя сложилось такое впечатление? – осведомился Дафф, полуприкрыв глаза.
– Ваша ма прислала прелестную бутоньерку из фиалок, сэр.
– Интересно, как это раньше я ухитрялся привлечь внимание дамы без столь усердной помощи родных?
– Думаю, вы просто шли на приступ, сэр, и все портили, – совершенно серьезно ответил Эдди. – Хотя именно это и нравилось дамам.
Даффу неожиданно показалось, что все женщины, с которыми он успел переспать, были всего лишь прелюдией к его отношениям с Аннабел, пусть пока и платоническим. Хотя это тоже может измениться.
Он впервые признал, что между ними может что-то возникнуть.
– Вероятно, ты прав. Мисс Фостер действительно не похожа на остальных, – пробормотал он, потрясенный огромной разницей между прошлым и настоящим. Почему теперь он так много думает о чувствах Аннабел? Ведь раньше он не придавал значения подобным тонкостям!
– Во всяком случае, у меня сложилось такое впечатление, сэр.
– Не знаю, как и почему, – вздохнул Дафф, пытаясь осознать, что происходит. Или все это неестественно?
– Полагаю, скоро вы сами все узнаете.
– Может, и узнаю, – согласился Дафф, решив, что Эдди прав и дело тут не в пятистах фунтах. Что же до остального, особенно желаний и стремлений леди… поживем – увидим.
Несколько часов спустя он шел по дорожке к двери коттеджа Аннабел, по-прежнему не уверенный в том, что именно чувства – побудительный мотив всех его действий. А если отказаться от пари? Повредит ли это его интересам?
Хорошо бы еще знать, в чем состоят эти интересы. Намеревается ли он всего лишь обольстить Аннабел, как всех остальных женщин, или просто хочет наслаждаться ее обществом, пока она остается в провинции?
Дилемма, которую он легко мог решить до своей болезни.
Да тогда это вовсе не было дилеммой. Просто удовлетворением чувственного желания. Но теперь… теперь он не был так уверен.
Черт, неужели он становится моралистом?
Неужели полученные на войне душевные раны превратили его в высоконравственного человека?
Дверь открылась, и на пороге появилась улыбающаяся Аннабел. Жаркое желание мгновенно пронзило его как удар молнии.
В этих облегающих панталонах любой намек на возбуждение будет очевиден. Поэтому он немедленно попытался подумать о чем-то еще, ну, хотя бы о цене на чай… если бы он ее знал… а еще лучше о том, как забавно хмурится отец, когда сердится.
