Едва они приблизились к большому кирпичному строению времен правления короля Якова, окруженному старыми тисами, Аннабел похлопала по саквояжу, стоявшему у ее ног.
– Почему бы мне не переодеться в конюшне?
Она предпочла привезти бриджи с собой, а не надеть их сразу, опасаясь, что любой встреченный на дороге всадник косо посмотрит на женщину в мужских штанах. Местные жители любили посплетничать.
– Вздор! Переоденетесь в доме. Эдди, должно быть, на конюшне, – заметил маркиз, останавливая лошадь. – Похоже, в доме его нет.
Втайне он подозревал, что денщик исчез из виду по тем же причинам, что и миссис Фостер. Его тоже одолела страсть к сводничеству!
– Надеюсь, вы не специально попросили своего камердинера удалиться? – осведомилась Аннабел, поднимая саквояж в ожидании, пока Дафф спрыгнет на землю и закрепит поводья.
Но ее тон был шутливым, поэтому Дафф честно ответил:
– Одному Богу известны мотивы Эдди. Я так долго был не в себе, что он, возможно, с большим нетерпением, чем остальные, ждет моего возвращения к тому, что бедняга называет нормальной жизнью.
– И эта нормальная жизнь включает, разумеется, и женщин, не так ли?
– Откровенно сказать, – ответил Дафф, пожимая плечами, – я больше не знаю, что включает в себя понятие нормального. Что ни говори, а прошел целый год.
Он повел ее к дому.
Она заметила, что Дафф все еще припадает на правую ногу, словно зажившая рана по-прежнему беспокоит его.
– Думаю, друзья успели соскучиться по вас, – вежливо заметила она, не желая высказывать истинные мысли.
– Сначала они приезжали, но со временем визиты прекратились, хотя письма продолжали прибывать. По крайней мере так утверждает Эдди. Я их не видел.
– Но теперь, когда вам стало лучше, вы их прочтете?
Слишком часто он слышал подобные нотки в женском голосе, чтобы не понять, что они означают.
– Прошу вас, давайте не будем спорить насчет писем, – дипломатично пробормотал он. – Если хотите, можете их прочесть.
– Вряд ли это прилично. И кроме того, они написаны вам.
– О, только прикажите, и я готов подчиниться любому вашему приказу, – весело объявил он.
– О, будь вы молоды и наивны, милорд, я могла бы поверить столь беззастенчивой лести.
– А мы с вами давно уже потеряли всякую наивность, не так ли?
– Я вообще не уверена, что наивность является добродетелью.
– А я не возражал бы время от времени сталкиваться с наивностью, особенно после всего, что навидался, – вздохнул Дафф.
– Боюсь, в этом отношении я ничем не смогу вам помочь, – с мягким сарказмом заметила она.
– Вы не так меня поняли. Я всего лишь хотел бы жить в менее кровожадном мире, мире, не совсем лишенном человеческой доброты.
– Да вы мечтатель, милорд. Сама я давно оставила подобные фантазии.
– Вы так прагматичны, миледи, – с улыбкой попенял он.
– Да, и благодарю Бога за это. Быть романтиком – большая роскошь в наше время. Да и, боюсь, не слишком это умно.
– Вот как?
– Совершенно верно. Я не могу позволить себе витать в грезах о невинности и благородстве. Но хватит об этом. Сегодня слишком хороший день, чтобы думать о том, чего нет и быть не может. И учтите, если мы устроим скачки, я, возможно, позволю вам выиграть.
Ее улыбка была волшебной, розовые пухлые губки – сладкими и соблазнительными, и она, разумеется, была права. Ни он, ни она не в силах изменить мир.
– А может, это я позволю вам выиграть? – нахально ответил он.
– О, я, кажется, слышу вызов? – игриво подмигнула она, довольная, что беседа приняла более приятный оборот. Во всяком случае, не ей менять заведенный в обществе порядок. – Дайте мне время переодеться, и посмотрим, кто из нас лучший наездник.
– Ну как я могу отказаться от такого предложения?
– Вот именно, как? Я имею право выбрать лошадь?
«Любую, кроме Ромула», – хотел сказать он, но вспомнил о своих манерах, и учтиво кивнул:
– Да, конечно. Выбирайте любую.
Открыв входную дверь, Дафф дал ей пройти в холл, заваленный снаряжением для верховой езды.
– Простите за беспорядок, – смутился он, только сейчас заметив, что тут творится. – Боюсь, Эдди не лучший из дворецких.
– Не стоит извиняться. Все это ничем не отличается от любого холостяцкого жилища.
Ему не следовало бы обращать внимание на ее слова, говорившие о слишком близком знакомстве с жилищами холостяков. Но Дафф был достаточно умен, чтобы скрыть владевшие им чувства: в конце концов, она ничем ему не обязана.
Он показал на лестницу. Резная балюстрада была украшена барельефами со сценами охоты.
– Не стесняйтесь воспользоваться любой комнатой наверху. А я пока посмотрю, что приготовил Эдди для пикника.
– Я не задержусь, – пообещала Аннабел, шагнув к лестнице, но, встав на первую ступеньку, ощутила взгляд Даффа и оглянулась.
Она была права. Он улыбался. Аннабел улыбнулась в ответ, но сердце вдруг начало выбивать барабанную дробь, и острый кинжал желания пронзил каждую клеточку тела, пока теплая волна не сосредоточилась внизу живота.
Она не сомневалась, что его ленивая, медленная улыбка свела с ума не одну женщину. И что ей грозит немалая опасность.
Потрясенная своей неожиданной реакцией, она не посмела снова оглянуться. И только когда добралась до тихого убежища в коридоре второго этажа, позволила себе остановиться и разобраться в своих лихорадочных смятенных чувствах. Боже, да она дрожит!
Нет, так не пойдет, решила она, глубоко дыша, в надежде унять свое возбуждение. Все это совершенно необычно и непонятно! До этой минуты она никогда не поддавалась столь нежеланным эмоциям. Не такова она, чтобы терять контроль над собой!
Больше всего ее задевало то обстоятельство, что Даффу было слишком хорошо знакомо женское обожание. Она отказывалась присоединиться к толпе дурочек, побывавших в постели Даффа и брошенных им на следующее же утро. Ни за что!
Сколько лет она гордилась своей независимостью… если не считать недавней истории с шантажом Уоллингейма. Но даже тогда она умудрялась держать его в узде, пока не сумела погасить заемное письмо и вернуть себе свободу. И свободной она останется – во всех смыслах этого слова.
Твердо решив сдерживать свои порывы в отношении Даффа, она пошла по главному коридору, который пересекали другие, гораздо более узкие коридорчики. По обеим сторонам их виднелось множество дверей. Что же, вполне симпатично.
Обретя некое подобие спокойствия и взяв себя в руки, она позволила себе поддаться женскому любопытству, и осмотреть логово Даффа, в котором он предпочел зализывать раны. Проходя мимо каждой комнаты, она открывала дверь и заглядывала внутрь. При этом ей не хотелось признаваться себе в неожиданном интересе к жизни маркиза. Признаваться, что он привлекает ее, пусть и самым поверхностным образом. Вместо этого она предпочла предаваться иллюзиям и считать, что, вполне возможно, использует обстановку какой-то комнаты как основу для будущих декораций.
