Макс слышал эти крики, проникавшие сквозь горячечный туман его сознания, и попытался взять себя в руки, подавляя отчаянное желание погрузиться в нее очередным рывком.
— Я сделал тебе больно? — встревоженно спросил он. Кристина покачала головой и выгнула спину навстречу его толчкам, чувствуя, как напряжение снова накапливается. Безрассудно счастливый, окрыленный, бесконечно благодарный, он снова вонзился в нее, насаживая на себя, держа в плену своей налитой плотью, прежде чем отстраниться для следующего погружения.
— Не… не… не смей!
Она с силой надавила ему на спину, не позволяя выйти, хрипло умоляя о чем-то…
Все следы невинности были выжжены, уничтожены его ласками.
Шире расставив пальцы, он стиснул ее бедра, наслаждаясь божественным ощущением мягкой кожи, горячим шелком ее киски, и в который раз дал ей то, чего хотела она, чего хотел он. Поглощая, овладевая, наполняя до отказа. Ее исступленные крики стали мерой, эталоном, метой точных пределов его проникновения. И когда она снова забилась в конвульсиях, он втайне понадеялся, что хозяин окажется достаточно тактичным, чтобы пропустить мимо ушей вопли страсти.
Но тем не менее глянул на дверь, желая убедиться, что засов задвинут.
И когда ее буря затихла, оставив лишь легкие вздохи насыщения, он позволил себе достигнуть пика, выйдя из нее в самый последний миг и разбрызгав семя на ее живот. Несколько бесконечных лихорадочных мгновений затмили все. Макс забыл, где он, кто он, забыл все, кроме ослепительного пульсирующего оргазма, сотрясшего его тело. Каждый спазм пронзал его насквозь с такой потрясающей силой, что он закрыл глаза, терзаемый агонизирующим наслаждением.
Глава 6
Некоторое время стоявшую в комнате тишину нарушали только звуки тяжелого дыхания. Наконец маркиз открыл глаза.
— Покрывало розовое, — сообщил он. Ресницы Кристины медленно поднялись.
— И балдахин тоже.
Его взгляд остановился на ее лице.
— Привет.
— Теперь, когда я вернулась на этот свет, — пробормотала она, жмурясь от удовольствия, — и тебе тоже привет.
— Бывают в жизни минуты, — объявил он.
— Теперь я знаю, почему Лулу делает то, что делает.
Макс чуть поморщился при мысли о том, что она может последовать примеру Лулу.
— Я бы не советовал.
— Почему вдруг? — весело осведомилась Кристина. — Странно слышать такое от человека твоей репутации.
— Не важно.
Он и сам не знал, почему так вскинулся.
— Наверное, потому, что остальные мужчины на тебя не похожи.
— Я не это имел в виду.
Но, чувствуя себя в блаженном единении с миром, она оставалась равнодушной к словесным изыскам, пояснениям, и сомнения были ей неведомы.
— Обещаю не задавать трудных вопросов. За исключением, возможно, одного, — с сияющей улыбкой объявила Кристина. — Позже. И если не посчитаешь меня чересчур дерзкой, я бы сказала, что на тебе слишком много одежды.
— Прошу прощения, мне казалось, что кто-то требовал, чтобы я действовал со всей скоростью.
— Ах, — засмеялась Кристина, — я ничем не лучше Лулу. У тебя когда-нибудь была возможность сначала снять сапоги?
Это был не тот вопрос, на который он приготовился ответить.
— Дай мне минуту отдышаться, и я их сброшу.
— Извини за то, что так настаивала, но все казалось таким чудесным, и я боялась, что потеряю эти восхитительные ощущения и больше никогда не почувствую… видишь ли, со мной никогда не бывало раньше такого, поэтому я просто не могла остановиться и переждать в надежде, что, может быть…
Кристина смущенно замолчала.
— Понимаю, — кивнул он, пытаясь скрыть удивление. Либо князь не желал дарить жене наслаждение, либо считал секс средством самоудовлетворения и не обращал внимания на партнершу. Хотя, зная Джину… весьма сомнительно, что она способна простить любовнику подобный эгоизм.
— Поэтому, если ты не слишком… э-э… устал и не хочешь уйти или что-то в этом роде, я хотела бы сделать это еще раз. При условии, что ты не против, — быстро добавила она с видом ребенка, просящего второе пирожное.
— Почему же мне быть против?
Ее глаза широко распахнулись. После секса Ганс немедленно покидал ее спальню.
— Правда? Ты — олицетворение соблазна.
— И ты тоже, — шепнул он, глядя на нее. Ее щеки пламенели от страсти, светлые волосы лежали непокорными завитками на висках. Она выглядела свежей, как утренняя роса, уязвимой, словно молоденькая девушка, и в нем снова возникло безрассудное желание защитить ее.
— Я так рада, что ты пригласил меня на прогулку.
Макс ответил не сразу, потому что, кроме природной сдержанности, предвидел многие трудности, связанные с совсем иными, чем секс, проблемами. И главные из них — безоговорочная симпатия… или того хуже — привязанность.
— Не волнуйся, — заверила она, поняв, о чем он думает, — я не стану навязываться.
— Дело не в этом. Просто я…
— Просто на тебя большой спрос. Я понимаю.
— Нет. Просто ты притягиваешь меня сильнее, чем хотелось бы, — выпалил Макс, спрашивая себя, в уме ли он.
Недаром искренность всегда считалась страшным недостатком в амурных делах.
— И ты терпеть не можешь эмоциональных проявлений. Ясно. Я не буду ничего требовать, хотя, если не слишком рассердишься, я все еще горю и пульсирую этой восхитительной ноющей болью и хочу тебя очень сильно и очень скоро, — призналась она, наморщив носик. — Прости. И это после того, как я пообещала не быть требовательной!
Макс рассмеялся.
— Не стоит извиняться. Я более чем счастлив угодить даме.
Еще будет время анализировать причину непонятных чувств после того, как он ею насытится.
— Я была бы крайне благодарна, — улыбнулась она. — Не очень разозлишься, если я поцелую тебя? Я испытываю поистине всепобеждающее желание целовать тебя, касаться, держать в объятиях и остаться с тобой в этой кровати навсегда, и…
Он заставил ее замолчать поцелуем, желая того же, что и она, хотя на этот раз секс был не просто сексом, хотя после придется докапываться до источника столь нежных чувств, хотя слово «навсегда» должно было бы напугать его до чертиков…
И когда он спустя долгое время отстранился, Кристина прошептала:
— Как ты можешь вызывать во мне такие ощущения всего лишь поцелуем?
Он не знал. И совершенно не понимал, отчего нельзя отнестись к этому свиданию как к одной из многих постельных битв.
— Сейчас вернусь, — пробормотал он и поднялся, думая, что следовало бы немедленно уйти — от нее, из этой комнаты, из дома Шейлы.
