— Я скачу на единороге по залитому солнцем лесу…
— И принц, сгорающий от желания…
— Пират, дорогой, пожалуйста, я так представила, хотя, вне всякого сомнения, пират с внушительным мужским достоинством.
Избавившись от одежды, Макс повернулся к Кристине, поднял подол зеленой юбки из мягкого кашемира и потянулся было к подвязкам, но изумленно ахнул.
— Да тут чертовски легко мародерствовать и грабить! — протянул он. — Куда, интересно, ты подевала нижнее белье?
— Как! Я его не надела? — медоточиво пропела она.
— Да уж похоже!
Кристина метнула на него кокетливый взгляд:
— Должно быть, забылась, думая о тебе.
— О, спасибо, мэм, — льстиво поблагодарил он, гладя пальцем створки ее лона. — Должно быть, вы только обо мне и думали, судя по тому, что просто истекаете влагой.
— Признаюсь, что вспоминала о вас разок-другой. Может, и вы вспоминали обо мне разок-другой, или ваша плоть всегда так своенравна?
— Только для вас. Вы — единственная женщина, ради которой я день и ночь остаюсь твердым как камень. Клянусь!
— Ах, как умело вы льстите! Я даже не расстраиваюсь, что вы не пират!
— А вдруг я самый настоящий пират? — возразил он, снимая с нее чулки и подвязки. — Вдруг украду вас, прикую в своей каюте и заставлю обслуживать с утра до вечера?
— М-м… с утра до вечера… до чего же заманчиво… какая у вас лодка?
— Какие лодки, мисс Прекрасная пленница! Корабли, а у меня яхта, словно это имеет значение в таком состоянии, как у вас!
Перевернув ее, он расстегнул крохотные янтарные пуговки на спине.
— У меня свои понятия о приличии, — объявила она невнятно, потому что прижималась лицом к покрывалу.
— А мне казалось, что все, что вам нужно, — это длинное толстое копье, на которое я вас насажу, и побольше времени. Подними руки!
— Фи! Я думала, мой пират будет выражаться более романтично, — надулась она, когда по лицу скользнули складки кашемира.
— Как насчет бесконечного, безграничного времени и вздыбленного петушка, перевязанного красной ленточкой, Учитывая, что сегодня Рождество?
Он стащил платье, и показалось ее счастливое лицо с сияющими радостью глазами.
— А о красной ленточке я и забыла, — промурлыкала она. — Как же ты догадался?
— Я знаю о тебе все, — обронил он, растянувшись рядом и проводя пальцем по ее шее. — Я знаю, насколько глубоко проникать в тебя и как часто, знаю, что, если прикусить твои соски, ты извиваешься от наслаждения. Знаю, что ты кричишь, когда кончаешь, и знаю, как долго могу заставить тебя вопить. И если действительно захочешь красный бантик, я его тебе раздобуду. Но тверже всего знаю, что люблю тебя всем сердцем и лучшего Рождества у меня в жизни не было…
— О Макс… — всхлипнула она, изо всех сил обнимая его.
Он осушил поцелуями ее слезы и стал целовать, яростно и неистово. Но недолго, ибо понимал, чего она жаждет по-настоящему, и сам жаждал того же.
И когда вошел в нее, скользнул в ее магическое тепло, оказалось, что дело вовсе не в опыте и искусстве, не в воображаемых пиратах и даже не в страсти или желании. Просто двое влюбленных соединились в объятиях, стремясь, хоть и ненадолго, почувствовать, что мир принадлежит им. Что они принадлежат друг другу. Что их любовь выдержит все.
Гораздо позже, когда самое острое вожделение было удовлетворено в сладостной и исступленной игре, когда оба лежали на смятой постели, вдыхая аромат фиалок, Макс повернулся на бок и, коснувшись губами розовой щечки, прошептал:
— Посмотри под подушкой.
— Что там? — улыбнулась она.
— Не скажу. Взгляни сама.
— Хм-м…
— Ну же, бессовестная девчонка!
— А мне понравится?
— Наверняка, — ухмыльнулся он.
Все еще охваченная блаженной истомой, ленясь даже пошевелиться, она протянула руку и слепо пошарила под подушкой. Пальцы коснулись маленького металлического предмета. Кристина поднесла к глазам золотой кулон-камею и восхищенно ахнула:
— Какая прелесть! Он открывается?
— Если знаешь как.
— Скажи.
— Сдвинь камею вправо.
Она так и сделала. Скрытая пружинка тихо щелкнула, открывая овальную крышечку.
— Теперь подними ее.
Внутри оказались два портрета: ее к Макса.
— Где ты взял мой?
— Твои фото продаются в десятках магазинов, торгующих изображениями первых красавиц мира, моя наивная крошка. Я велел сделать миниатюру.
— И теперь ты всегда будешь со мной, — вымолвила она, благоговейно дотрагиваясь до миниатюрного портрета Макса.
— До лучших времен, — кивнул он, взяв камею и надевая ей на шею золотую цепочку. — Вот здесь пусть и будет. — Он положил камею в ложбинку между ее грудей и нежно поцеловал каждое полушарие. — Прости, что не могу купить тебе что-то заметное. Только драгоценности. Но зато ты можешь взять это с собой и думать обо мне.
— Будто я и без того не думаю все дни напролет! Надолго ты еще можешь остаться? Конечно, я не имею права спрашивать: у тебя своя жизнь…
— Пока смогу, — ответил он, сознавая, что дела скоро потребуют его внимания. Слишком скоро.
— Какое счастье — видеть тебя так близко! Передай Берту, что отныне ему придется ночевать в другом месте.
— Он и без того все понял и устроил себе удобную постель над маленькой конюшней во дворе.
— Ты будешь носить мое кольцо? Конечно, это детский каприз и ребячество, но так приятно представлять, что мы женаты!
— Недолго придется представлять! Плохо ты знаешь меня, если воображаешь, будто мне хватит украденных моментов вроде этого. И я, разумеется, стану носить твое кольцо. Всегда. Ты моя обожаемая жена.
Кристина буквально светилась счастьем.
— С тобой мне кажется, что все на свете возможно.
— Абсолютно все, моя дорогая. Даю слово. Том сейчас этим занимается. И обещал вот-вот сообщить мне хорошие новости.
Кристина, опершись на локти, чуть привстала.
— Неужели действительно есть какая-то возможность… способ избавиться от этого?
Не желая упоминать о первой женитьбе Ганса, на случай если сведения окажутся ошибочными, Макс дипломатично ответил:
— Том чрезвычайно оптимистично настроен, это все, что мне известно. Но он — лучший в Лондоне адвокат, и я на него надеюсь.
— А я, как выяснилось, целиком полагаюсь на тебя. Ты один приносишь мне любовь, счастье и утешение. Не знаю, что бы со мной было, если бы ты не приехал…
