— Элли, это мне! — закричал я.
— Тебе так тебе, — произнесла Элли и положила трубку.
— Дэннис? — послышался затем еще более уставший голос Лебэя.
— Да, мистер Лебэй.
— Я позвонил ей, — после недолгой паузы сказал он. — Она
велела мне говорить только от моего имени. Но она испугалась. Ты и я, мы оба
виноваты в том, что старая женщина, в жизни никого не обидевшая и не имеющая
ничего общего с твоим делом, сейчас плачет и не знает, куда деться от страха.
— У нас были уважительные причины.
— Ты уверен?
— Если бы я не был уверен, то не звонил бы вам, мистер
Лебэй, — проговорил я. — Вы расскажете мне или нет?
— Да, — сказал он. — Но только тебе и никому, кроме тебя.
Если ты расскажешь кому-нибудь еще, то я откажусь от своих слов. Ты понял?
— Да.
— Хорошо, — он вздохнул. — Прошлым летом, Дэннис, я в
разговоре с тобой солгал тебе один раз, когда говорил о том, что я и Марсия
почувствовали тогда. Мы лгали самим себе. Думаю, нам лучше было убеждать себя и
дальше, что все это было только лишь дорожным происшествием.
— Маленькая девочка? Дочь Лебэя. Я до боли в руке сжал
телефонную трубку.
— Да, — медленно произнес он. — Рита.
— Что произошло на самом деле, когда она подавилась?
— Моя мать иногда называла Ролли похищенным. Как в сказках
про эльфов, которые похищают детей и оставляют взамен какую-нибудь вещь, —
сказал Лебэй. — Я не говорил тебе об этом?
— Нет.
— Конечно, нет. Я говорил тебе, что твой друг был бы
счастливей, если бы избавился от машины. Больше я ничего не мог сказать, потому
что иррациональное… оно прокрадывается всюду…
Он замолчал. Я не торопил его. Он должен был сказать или не
сказать. Проще некуда.
— Моя мать говорила, что пока ему не исполнилось шесть
месяцев, он был просто чудесным ребенком. А потом… она говорила, что тогда
прилетели эльфы. Она говорила, что они забрали ее чудесного ребенка и заменили
его другим. Она улыбалась. Но никогда не говорила этого в присутствии Ролли, и
ее глаза не улыбались, Дэннис. Я думаю… у нее не было иного объяснения тому,
что он был так безудержен в своей ярости… и так неотступен в достижении своих
простых целей.
У нас по соседству жил мальчик — я забыл его имя, — немного
старше, который несколько раз избивал Ролли. Задира. Обычно он начинал с одежды
Ролли: он спрашивал, сколько раз в году тот меняет носки и трусы. Ролли
ругался, угрожал и лез в драку, а задира смеялся над ним, отталкивал Ролли
своими длинными руками, пока не уставал или пока у Ролли не начинала течь кровь
из носа. А потом Ролли сидел в углу и плакал, растирая по лицу слезы и кровь. И
если мы с Дрю подходили к нему, то он жестоко избивал нас.
Однажды дом этого задиры сгорел дотла, Дэннис. Задира, отец
задиры и младший брат задиры сгорели заживо. Младшая сестренка задиры получила
ужасные ожоги. Тогда все подумали, что в их доме загорелась кухонная плита.
Может быть, так все и было. Но сирены пожарных машин разбудили меня, и я не
спал, когда Ролли забрался через окно в комнату, которую мы делили с ним. У
него была сажа на лбу, и от него пахло бензином. Он увидел, что я лежу с
открытыми глазами, и прошептал: «Если ты расскажешь, Джордж, то я убью тебя». И
с той ночи, Дэннис, я пытался убедить себя, что он ходил посмотреть на пожар и
не хотел, чтобы об этом узнали родители. Может быть, так все и было.
У меня пересохло во рту.
— Сколько лет было тогда вашему брату? — хрипло спросил я.
— Неполных четырнадцать, — с фальшивым спокойствием ответил
Лебэй. — Год спустя в один зимний день он играл в хоккей, и паренек, которого
звали Рэнди Фрогмортон, ударил клюшкой по голове Ролли. Ролли потерял сознание.
Мы повезли его к врачу, и тот наложил ему не меньше дюжины швов на темени.
Неделю спустя Рэнди Фрогмортон провалился под лед на пруду, где катался на
коньках, и утонул. Правда, там стоял знак, указывающий на то, что в том месте
был тонкий лед.
— Вы хотите сказать, что ваш брат убил всех этих людей? И
намекаете на то, что он убил собственную дочь?
— Не то чтобы убил — так я никогда не думал. Она подавилась
и умерла от удушья. Я только предполагаю, что он дал ей умереть.
— Вы говорили, что он переворачивал ее, пытался вызвать
рвоту…
— Так говорил мне Ролли на похоронах, — сказал Джордж.
— Тогда почему…
— Позже мы с Марсией обсуждали это. Всего один раз,
понимаешь? Ролли сказал мне: «Я взял ее за плечи и попытался вытрясти из горла
кусок гамбургера, но он слишком глубоко застрял, Джордж». А вот Вероника
сказала Марсии так: «Ролли поднял ее за ноги и попытался вытрясти из горла
кусок гамбургера, но тот слишком глубоко застрял». Одну и ту же историю они
рассказывали по-разному. И знаешь, о чем я подумал тогда?
— Нет.
— Я подумал о том, как Ролли залез в окно нашей спальни и
прошептал: «Если ты расскажешь, Джордж, то я убью тебя».
— Но… почему. Зачем ему…
— Позже Вероника написала Марсии письмо, в котором намекала,
что Ролли по-настоящему даже не пытался спасти их дочь. И что в самом конце он
просто усадил ее обратно в машину. Вероника намекала на то, что он хотел…
хотел, чтобы она умерла в машине.
Я не хотел говорить этого, но должен был сказать:
— Вы предполагаете, что ваш брат принес свою дочь в жертву?
Что он совершал какой-то обряд человеческого жертвоприношения?
Последовало долгое, задумчивое, тягостное молчание.
— В обычном смысле слова — нет, — наконец проговорил Лебэй.
— Так же нет, как я не предполагаю, что он сознательно убил ее. Если бы ты,
Дэннис, знал моего брата, то ты понял бы, как нелепо подозревать его в
колдовстве или в черной магии, или в договоре с демонами. Он не верил ни во
что, кроме своих чувств… и, пожалуй, своих личных желаний. Я предполагаю, что
действовал по какой-то… по какой-то интуиции… или по чьей-то чужой воле.
— А Вероника?
— Я не знаю, — сказал он. — В заключении полиции говорилось о
самоубийстве, хотя она не оставила никакой предсмертной записки. Но у этой
несчастной женщины было несколько друзей в городе, и, может быть, она о
чем-нибудь намекала им, как намекала Марсии о смерти Риты. Такие мысли иногда
приходят мне в голову. Конечно, странно, что она решила покончить с собой в
машине. Она не имела ни малейшего представления о том, как устроены и работают
автомобильные двигатели.
