Эрни вышел из машины и подошел ко мне. Он выглядел
смущенным.
— Дэннис, ты не можешь посигналить вместо меня? — спросил
он. — Кажется, у Кристины не работает гудок.
— Конечно.
— Спасибо.
Я дважды просигналил, и вскоре большая дверь гаража
отворилась. В дверном проеме стоял сам Уилл Дарнелл. Он поманил Эрни, и
«плимут» въехал внутрь. Я развернул свою машину, выключил двигатель и
последовал за ними.
Было уже довольно поздно, и под высокими сводами стоял
полумрак. Вдоль стен тянулись длинные стеллажи с инструментами, которые могли
вам пригодиться, если у вас не было собственных. Потолок был перегорожен
несколькими стальными брусьями.
Всюду белели надписи: ПРЕЖДЕ ЧЕМ ВЕРНУТЬ ИНСТРУМЕНТ — ПРОВЕРЬ
ЕГО И ПРИВЕДИ В ПОРЯДОК; или: ОПЛАТИТЕ СТОЯНКУ ЗАРАНЕЕ; или: КРАЖА И ПОРЧА
ИНСТРУМЕНТА НЕ РЕКОМЕНДОВАНА. Были дюжины других объявлений; куда бы вы ни
повернулись, одно или два из них обязательно бросались вам в глаза. Уилл
Дарнелл был большим любителем надписей.
— Двадцатая стоянка! Двадцатая! — орал Дарнелл на Эрни. —
Ставь ее туда и глуши, пока мы все не задохнулись!
«Мы все» относилось к группе людей, сидевших за карточным
столом в дальнем углу помещения. Они смотрели на новое приобретение Эрни с
удивлением и отвращением.
Эрни подогнал машину к двадцатой стоянке, припарковал и
выключил мотор. Сизое облако выхлопных газов стало медленно рассеиваться.
Дарнелл повернулся ко мне. Он был одет в матросскую блузу и
брюки цвета хаки. Складки жира свисали над ремнем и под подбородком.
— Детка, — произнес он своим скрипучим голосом, — если это
ты продал ему такой кусок дерьма, то тебе должно быть стыдно за себя.
— Это не я продал. — По какой-то абсурдной причине я решил,
что должен был оправдываться перед этим жирным боровом, как не оправдывался
даже перед собственным отцом. — Я пробовал отговорить его.
— Тебе нужно было быть настойчивей.
Он пошел туда, где стояла машина Эрни. Несмотря на астму,
Дарнелл двигался плавной, почти женственной походкой человека, который долгое
время страдал от излишнего веса и подобную перспективу видел перед собой в
будущем. И, несмотря на астму, он принялся орать на Эрни, когда тот еще не
успел повернуться к нему лицом.
Как ребята, курившие в школьных коридорах, как Ральф с
Бэйзн-драйв и как Бадди Реппертон (боюсь, нам скоро придется поговорить о нем),
он сразу невзлюбил Эрни — это была, так сказать, ненависть с первого взгляда.
— Эй, какого хрена ты снова пригнал свой драндулет, да еще
без шланга? — кричал он. — Еще раз, и тебя здесь больше не будет, ясно?
— Да, — Эрни вобрал голову в плечи. На этот раз у него не
было сил сопротивляться. — Я…
Дарнелл не дал ему договорить.
— Тебе нужен шланг для выхлопных газов, он стоит два
пятьдесят в час, если заплатишь вперед. И я скажу тебе кое-что еще, мой молодой
друг. Хватит мне дерьма от таких умников, как ты. Это место для работы, а не
для всякого хлама. Я не разрешаю курить здесь. Если захочешь подымить, то
ступай на задний двор.
— Я не…
— Не перебивай меня, сынок. Не перебивай, а слушай, — сказал
Дарнелл.
Теперь он стоял прямо перед Эрни, высокий и тучный. Эрни
выглядел жалко.
Я снова начал выходить из себя. Не помню, сколько раз это
случалось со мной с тех пор, как мы подъехали к дому Лебэя и увидели, что
проклятого «плимута» на лужайке не было.
Дети — угнетенный класс; за несколько лет вы полностью
усваиваете манеру бедного дяди Тома и послушно склоняете голову перед такими
детоненавистниками, как Уилл Дарнелл: да, сэр, нет, сэр, ладно, хорошо.
Я схватил Дарнелла за руку:
— Сэр!
Он повернулся ко мне. Я заметил за собой, что чем меньше
люблю взрослых, тем с большей готовностью говорю им «сэр».
— Что?
— Вон там люди курят. Попросите их бросить сигареты.
Я показал на парней, сидевших за столом. Над ними висело
облако табачного дыма.
Дарнелл посмотрел на них, а затем снова на меня. Его лицо
было очень мрачным.
— Юноша, ты стараешься сделать так, чтобы твой приятель
вылетел отсюда, как пробка?
— Нет, — сказал я. — Сэр.
— Тогда заткни свою мычалку.
Он опять повернулся к Эрни и продолжил:
— Я умею отличать машину от кучи металлолома. Тебе предстоит
испытание, детка. Не знаю, сколько ты будешь с ней возиться и во что тебе это
обойдется, но клянусь, я выверну тебя наизнанку.
Какая-то тупая ярость охватила меня. Я мысленно умолял Эрни
съездить по морде этому жирному борову так, чтобы потом нам пришлось во все
лопатки удирать отсюда и больше не думать появляться здесь. Вероятно,
картежники Дарнелла не остались бы в стороне от такого поворота дел, и этот
очаровательный вечер скорее всего для нас закончился бы в приемном покое
больницы Либертивилла… но это стоило того.
«Эрни, — мысленно говорил я. — скажи ему, чтобы он
заткнулся, и давай уберемся отсюда. Не поддавайся ему, Эрни. Не давай делать из
себя дерьмо. Не будь рохлей, Эрни, — если ты выстоял перед своей матерью, то
сможешь выстоять и перед этой самодовольной задницей. Только в этот раз не будь
рохлей».
Эрни долго молчал, опустив голову, а потом сказал:
— Да, сэр.
Эти слова он произнес так тихо, что их почти не было слышно.
— Что ты сказал?
Эрни поднял глаза. Его лицо было смертельно бледным. В
глазах стояли слезы. Я не мог их видеть и отвернулся. Картежники прервали игру
и наблюдали за тем, что происходило на двадцатой стоянке.
— Я сказал: да, сэр, — наконец произнес Эрни дрожащим
голосом.
Он как будто только что подписал свой смертный приговор. Я
опять взглянул на «плимут», который стоял рядом вместо того, чтобы быть
выброшенным на свалку, находившуюся на заднем дворе. Я все больше ненавидел его
за то, что он делал с Эрни.
— Хорошо, убирайтесь отсюда, — сказал Дарнелл. — Мы
закрываемся.
Эрни побрел прочь, ничего не видя перед собой. Он бы
наткнулся на гору старых покрышек, если бы я не схватил его за руку. Дарнелл
подошел к карточному столу. Усевшись за него, он что-то проговорил своим
скрипучим голосом. Его приятели разразились дружным хохотом.
