— Вы сегодня припозднились, мальчики, — проговорил он. —
Что-нибудь случилось?
— Я купил машину, — произнес Эрни, отрезая кусок пирожного.
— Что ты сделал? — прокричала его мать из другой комнаты.
Вслед за тем послышался глухой стук упавшей книги. Вот когда
я начал жалеть, что не поехал домой.
Майкл Каннингейм повернулся к сыну, держа в одной руке пакет
с яблоками, а в другой — пластиковую коробку с йогуртом.
— Ты шутишь, — сказал он, и я почему-то обратил внимание на
то, что эспаньолка, которую он носил с семидесятого года, была почти седая. —
Эрни, ты ведь шутишь, да? Скажи, что ты шутишь.
Вошла Регина, высокая, полуаристократичная и едва
сдерживающая бешенство. Она пристально посмотрела на Эрни и поняла, что тот не
шутил.
— Ты не можешь купить машину, — произнесла она. — О чем ты
говоришь? Тебе только семнадцать лет.
Эрни медленно перевел взгляд с отца, застывшего у
холодильника, на мать, стоявшую в дверном проеме. Я никогда прежде не видел у
него такого упрямого и твердого выражения лица. Если бы он почаще так держался
в школе, то, думаю, его бы там перестали прогонять отовсюду.
— Вы ошибаетесь, — сказал он. — Я мог купить ее без всяких
проблем. Купить машину за наличные не так трудно. Другое дело —
зарегистрировать ее в семнадцать лет. Вот тут мне понадобится ваше разрешение.
Они смотрели на него с изумлением и недоумением, которые
вызвали у меня чувство тревоги, смешанной со злостью. Ведь при всем своем
либеральном образе мыслей и при всей любви к разоренным фермерам, брошенным
женам и незамужним матерям они всегда управляли Эрни.
И Эрни позволял управлять собой.
— Не думаю, что тебе стоит разговаривать с матерью в таком
тоне, — произнес Майкл. Он положил яблоки и йогурт обратно в холодильник и
медленно закрыл дверцу. — Ты слишком молод, чтобы иметь машину.
— А Дэннис? — тотчас спросил Эрни.
— Какие взгляды у родителей Дэнниса и какие у нас — это две
совершенно различные вещи, — сказала Регина Каннингейм. Я еще никогда не
слышал, чтобы ее голос был так холоден. Никогда. — И ты не имеешь права делать
такие вещи, не посоветовавшись с твоим отцом и матерью о том…
— Не посоветовавшись с вами! — внезапно заорал Эрни. Он
расплескал молоко. На его шее выступили крупные вены, похожие на веревки.
Регина отступила на шаг, у нее отвалилась челюсть. Могу
поклясться, что она ни разу в жизни не думала, что ее сын, этот гадкий утенок,
будет когда-нибудь орать на нее. Майкл, казалось, был поражен не меньше. До них
постепенно начало доходить то, что я уже почувствовал, — по каким-то неведомым
причинам Эрни наконец понял, что по-настоящему чего-то хочет. А Бог помогает таким
людям.
— Советоваться с вами! Хватит с меня ваших семейных советов!
Сколько их ни было, никогда я не мог добиться того, чего хотел! Ведь у вас
всегда было два голоса против моего одного! Да на черта мне такие семейные
советы? Я купил машину, и… все тут!
— Нет, не все, — проговорила Регина. Она плотно сжала губы и
странным образом (а может быть, как раз наоборот) утратила свой прежний
полуаристократический вид; теперь она выглядела, как королева Шотландии, если
бы ту можно было одеть в джинсы и все прочее. Глядя на Майкла, я почувствовал
острую жалость к нему — так он был подавлен и несчастен. Ему даже некуда было
пойти. Он был дома. И в его доме начиналась война двух поколений. Регина была
явно готова к ней, а Майкл — еще нет. Мне не хотелось участвовать во всем этом.
Я встал и пошел к двери.
— Ты позволил ему? — спросила Регина. Она смотрела на меня
так надменно, точно мы никогда не пекли пироги и все вместе не ездили на их
семейные пикники. — Дэннис, ты меня удивляешь.
Ее слова меня уязвили. Мне всегда нравилась мама Эрни, но
полностью я ей не доверял никогда, по крайней мере после случая, произошедшего
лет десять назад.
Однажды, когда мы катались на велосипедах, Эрни упал и
здорово поранил ногу. Я сам привез его домой, и врач наложил ему полдюжины швов.
Затем Регина отчитала меня так, что я был готов разреветься — еще бы, мне было
всего восемь лет, и я видел лужу крови. Не помню всех ее обвинений, но,
кажется, начала она со строгого выговора за то, что я плохо присматривал за ее
сыном, точно он был моложе, а не одного возраста со мной.
Теперь для меня снова прозвучало то же самое — Дэннис, ты
плохо присматривал за ним. — и я разозлился. Не только из-за отношения к
Регине. Когда вам семнадцать лет, вы почти всегда становитесь на сторону своих
сверстников. Вы инстинктивно чувствуете, что если не будете отстаивать эту
территорию, то ваши собственные папа и мама — из лучших побуждений — будут
счастливы окружить вас непреодолимой стеной и вечно держать в загоне для
малолеток.
Я разозлился и старался не взорваться.
— Ничего я ему не позволял, — произнес я как можно
спокойнее. — Он захотел и купил.
Раньше я бы добавил, что Эрни получил именно то, к чему
стремился, но теперь не собирался этого делать.
— Я пробовал отговорить его.
— Ты явно не перетрудился, — едко заметила Регина. С таким
же успехом она могла бы сказать: не дури мне мозги, Дэннис, я знаю, что вы были
заодно. Ее щеки покрылись румянцем, а взгляд буквально испепелял. Она желала,
чтобы я вновь почувствовал себя восьмилетним мальчиком.
— Не знаю, из-за чего вы так переживаете. Он купил ее за
двести пятьдесят долларов, и…
— Двести пятьдесят долларов! — выпалил Майкл. — Какой же
должна быть машина, чтобы стоить двести пятьдесят долларов?!
Его замешательство и неловкость исчезли почти без следа.
Теперь он смотрел на сына с нескрываемым презрением, от которого меня немножко
покоробило. Если у меня когда-нибудь будут дети, постараюсь не строить таких
гримас.
Я твердил себе, что должен оставаться спокойным и не лезть
не в свое дело… но съеденное пирожное застряло у меня где-то на полпути к
желудку, и я кожей чувствовал, как оно там горело. Каннингеймы были моей второй
семьей, поэтому все ее неурядицы и скандалы я воспринимал изнутри.
— Вам предстоит многое узнать об автомобилях, потому что
вашему сыну досталась не совсем новая машина, и ее придется чинить, — сказал я
и неожиданно поймал себя на том, что довольно точно воспроизвел интонации
Лебэя. — Понадобится довольно долгая работа («И немало денег», — подумал я).
Можете смотреть на это как на… как на хобби.
— Вижу в этом только сумасшествие, — проговорила Регина.
— По-моему, проблема не настолько серьезна. Но все равно мне
пора ехать домой. Если вы не против, то я вас покину.
