В начале ноября во время одного из таких собраний Сэнди
Галтон невзначай упомянул о том, что Эрни Каннингейм поставил свою машину на
долгосрочную стоянку в аэропорту. Он сказал, что тот купил билет на тридцать
дней.
Бадди, который обычно на станции вел себя, как сонная муха
на оконном стекле, резко вскочил со своего пластикового конторского кресла,
отчего оно опрокинулось, и со стуком поставил на стол недопитую бутылку виски.
— Что ты сказал? — спросил он. — Каннингейм? Прыщавая Рожа?
— Ну да, — удивленно и немного смущенно проговорил Сэнди. —
Это он.
— Ты уверен? Тот парень, из-за которого меня вытурили из
школы?
Сэнди с нарастающей тревогой смотрел на него.
— Да. А что?
— И он купил билет на тридцать дней? То есть он
припарковался в долгосрочном терминале?
— Да. Может, его родители не хотят, чтобы он дома ставил…
Сэнди запнулся. На лице Бадди появилась улыбка. Она была не
из приятных, эта улыбка, потому что из-за нее можно было видеть, насколько
подгнили его зубы.
Бадди перевел взгляд сначала на Шатуна Уэлча, а потом на
Дона Ванденберга. Они уставились на него заинтересованно и немного испуганно.
— Прыщавая Рожа, — протянул он тихим изумленным голосом. —
Прыщавая Рожа починил машину, и его трусливые мама и папа заставили поставить
ее в аэропорту.
Он засмеялся.
Шатун и Дон недоумевающе переглянулись.
Бадди наклонился к ним, опершись локтями на стол.
— Слушайте, — сказал он.
Глава 23
Эрни и Ли
В машине звучало радио WDIL, передававшее «Ухаживая за Сью»
в исполнении Диона, но они его не слушали.
Его рука скользила под ее блузкой, поглаживала мягкие груди
с их упругими, выпирающими сосками. Она дышала прерывисто и возбужденно. И
впервые ее рука проникла туда, куда ему хотелось, где она была нужна, в его
лоно, в области которого она работала без опыта, но со старанием, достаточным
для успеха.
Он поцеловал ее, она приоткрыла губы, подставив ему язык, и
он насладился поцелуем чистым, как аромат леса во время дождя. Он ощущал ее
возбуждение, жаркий призыв, исходивший от нее.
Он наклонился к ней, потянулся к ней и на какое-то мгновение
почувствовал, что она отвечает ему чистой, незамутненной страстью.
Затем она ушла.
Эрни сидел немного справа от руля, оглушенный и сбитый с
толку, когда зажглось внутреннее освещение Кристины. Оно горело недолго; щелкнула
закрывавшаяся пассажирская дверца, и свет снова погас.
Он посидел еще несколько секунд, не понимая, что случилось,
и в первое мгновение даже не совсем осознавая, где находился. У него бешено
колотилось сердце, мучительно болело горло. В напряженной плоти пульсировала
кровь, распространяя по жилам тугие волны адреналина.
Он сжал кулак и с силой ударил по колену. Затем подвинулся к
дверце, открыл и выбрался из машины.
Ли стояла на самом краю дороги и смотрела в темноту.
Посередине этой темноты, в ярком прямоугольнике света маячило изображение
Сильвестра Сталлоне, одетого в костюм молодого рабочего лидера тридцатых годов.
У Эрни снова появилось чувство пребывания в каком-то непредсказуемом сне,
который в любой момент мог превратиться в ночной кошмар… возможно, это сейчас и
происходило.
Она стояла слишком близко к краю обрыва — он взял ее за
локоть и осторожно отвел назад.
Почва здесь состояла из крошащихся комков глины. Не было ни
ограды, ни парапета. Если бы земля осыпалась, то Ли упала бы вниз; ее бы нашли
у подножия Либерти-Хилл, по склону которой проходило шоссе.
Был поздний вечер четвертого ноября, и шел мелкий дождь со
снегом, начавшийся еще засветло. Эрни повлек ее обратно в машину, думая, что на
ее щеках были капли дождя. И только при смутном зеленоватом свечении приборной
панели увидел, что она плакала.
— Что случилось? — спросил он. — Что не так? Она замотала
головой и заплакала еще сильнее.
— Я… ты делала то, что тебе не хотелось? — Он сглотнул и
заставил себя произнести. — …Трогала меня, так?
Она снова замотала головой, но он не понял, что это могло значить.
Он обнял ее, встревоженно и неуклюже. У него неожиданно промелькнула мысль о
том, что им придется возвращаться по заснеженной дороге, а у Кристины еще не
было снеговых покрышек.
— Я не делала этого ни одному мальчику, — проговорила она,
уткнувшись в его плечо. — Я в первый раз так трогала… ты же знаешь. Я делала
это потому, что хотела. Потому что хотела, вот и все.
— Тогда что же?
— Я не могу здесь. — Эти слова дались ей мучительно, и она
произнесла их неохотно.
— Рядом с обрывом? — Эрни начал тупо осматриваться по
сторонам, не зная, на чем остановить взгляд.
— В этой машине! — внезапно закричала она. — Я не могу
заниматься любовью с тобой в этой машине!
— А? — Эрни ошеломленно уставился на нее. — О чем ты
говоришь? Почему не можешь?
— Потому что… я… я не знаю! — Она силилась сказать что-то
еще, но вдруг разрыдалась с новой силой.
Эрни прижимал ее к себе до тех пор, пока она не успокоилась.
— Просто я не знаю, кого ты любишь больше, — проговорила Ли,
немного придя в себя.
— Но ведь… — Эрни помолчал, затем встряхнул головой и
улыбнулся. — Ли, это какое-то безумие.
— Да? — спросила она, изучая его лицо. — С кем из нас ты
проводишь больше времени? Со мной или с ней?
— С кем «с ней»? С Кристиной? — Он огляделся вокруг себя с
улыбкой недоумения, которую она могла бы посчитать либо приятной и любящей,
либо отвратительной и ненавидящей — или той и другой одновременно.
— Да, — почти беззвучно проговорила она. — С ней. — Она
посмотрела на свои руки, безжизненно лежавшие на ее голубых шерстяных слаксах.
— Наверное, я глупая?
— С тобой я провожу гораздо больше времени, — сказал Эрни.
Он опять тряхнул головой. — Это безумие. А может, мне так кажется — потому что
до сих пор у меня не было девочки.
Он протянул руку и коснулся ее локона, лежавшего на плече.
Соски, выпиравшие под майкой с надписью ЛИБЕРТИВИЛЛ ИЛИ СМЕРТЬ, придавали ей
сексуальный вид, который возбуждал желания Эрни.
— Я думал, что девочки ревнуют только к другим девочкам. Не
к машинам. Ли усмехнулась:
