Сэнди взял бутылку и стал смотреть, как «камаро» будет
заезжать на стоянку. Сначала красные габаритные огни медленно удалялись в
темноту, а затем Бадди потушил их. Еще позже перестал доноситься рокот
двигателя.
Сэнди отхлебнул немного «Техасского драйвера». Он знал, что
если попадется кому-нибудь пьяным, то скорее всего лишится работы. Но ему было
все равно. Быть пьяным было лучше, чем высматривать, не появилась ли на дороге
серая машина службы безопасности аэропорта.
Он пил и прислушивался.
Звон разбитого стекла, приглушенный смех, скрежет металла.
Опять звон разбитого стекла.
Тишина.
Приглушенные голоса, затем громкое приказание Бадди:
— Вот сюда!
Какое-то бормотание. Снова Бадди:
— Плевать! Вот сюда, на приборную доску, я сказал!
Возня, ругань, смех.
Сэнди еще выпил и почувствовал себя немного лучше — по
крайней мере немного пьяным.
Бутылка была наполовину пуста, когда голубой «камаро» выехал
из дальних ворот терминала и спустился по пандусу. Сэнди стало не по себе.
— Ну вот и все, — сказал Бадди, когда машина поравнялась со
стеклянной будкой сторожа.
— Хорошо, — проговорил Сэнди и попробовал улыбнуться. Он
заметил, что глаза Бадди были налиты кровожадной злобой. Они его испугали, и,
чтобы скрыть страх, он еще раз приложился к горлышку бутылки. Когда он выпил и
перевел дыхание, то увидел, что Бадди все еще смотрит на него.
— Если тебя будут спрашивать в полиции, — сказал Реппертон,
— то ты ничего не знаешь и ничего не видел: как будто все произошло до твоей
смены.
— Конечно, Бадди.
— У нас были перчатки. Мы не оставили следов.
— Конечно.
— Успокойся, Сэнди, — смягчившимся голосом произнес Бадди.
— Да, ладно.
Когда «камаро» отъехал и исчез из виду, Сэнди вылил в окно
остатки «Техасского драйвера». Он больше не хотел его пить.
Глава 26
Кристина в упадке
На следующий день Эрни и Ли после школы поехали в аэропорт,
чтобы забрать Кристину. Они предполагали вместе совершить небольшое путешествие
в Питсбург и сделать кое-какие покупки к Рождеству — они казались себе ужасно
взрослыми. В автобусе у Эрни было хорошее настроение, он выдумывал всевозможные
забавные истории об их попутчиках и заставлял ее смеяться, несмотря на то, что
у нее был один из «периодов», которые она обычно переносила тяжело и почти
всегда болезненно. Толстая леди в мужских рабочих ботинках была падшей
монахиней. Мальчик в ковбойке оказывался карточным шулером. И так далее, и так
далее. Она пробовала подхватывать игру, но у нее это выходило не так удачно,
как у него. Она восхищалась тем, как он преобразился в последнее время… как он
расцвел. Лучшего слова она просто не могла найти. Она чувствовала в себе
самодовольную гордость золотоискателя, который по нескольким признакам
определил драгоценные залежи под землей и был прав. Она любила его, и она не
ошиблась в нем.
На последней остановке они вылезли из автобуса и, взявшись
за руки, направились к парковочному терминалу.
— Неплохо, — сказала Ли. Она впервые приехала с ним за
Кристиной. — Всего двадцать минут от школы.
— Да, здорово, — согласился Эрни. — Но главное, что в семье
стало спокойнее. Говорю тебе, когда мама в тот вечер пришла домой и увидела
Кристину рядом с гаражом, у нее случился нервный припадок.
Ли рассмеялась и подставила лицо ветру. После ночного
заморозка температура повысилась градусов до пяти, но все еще было прохладно.
Такая погода ее радовала. Что же за рождественские покупки без холодного
воздуха? И внезапно она стала радоваться всему, всей своей жизни. И любви.
Она подумала о том, как любила его. У нее уже были
увлечения, и однажды в Массачусетсе ей даже казалось, что она могла полюбить,
но этот парень был просто шик. Иногда он доставлял ей неприятности — его
одержимость машинами была способна вывести из себя кого угодно, — но даже эти
нечастые огорчения играли большую роль в ее чувстве, богаче которого она не
знала. И отчасти оно даже ей самой представлялось довольно эгоистичным — через
несколько недель она должна была начать завоевывать его… и победить его.
Они пробирались между рядами машин, тянувшихся до самого
конца стоянки. Им навстречу, ревя двигателем, выехал американский спортивный
автомобиль. Эрни начал говорить что-то о Дне Благодарения, но после первых же
слов его голос был заглушен слаженным рычанием восьми цилиндров, гулко
разносившимся под сводами терминала, — и она повернулась к нему, удивленно
следя за беззвучно шевелящимися губами.
Внезапно его губы перестали шевелиться. Он замер на месте.
Его глаза широко раскрылись… а затем, казалось, медленно поползли из орбит.
Губы неожиданно скривились, а рука, державшая Ли, до боли стиснула ее суставы.
— Эрни…
Рев спортивного автомобиля затих где-то вдали, но он ничего
не замечал. Его лицо словно окаменело. Она подумала: «У него сердечный приступ…
удар… что-нибудь такое».
На один невыносимый момент его рука с такой силой сдавила ее
кисть, что Ли показалось, ее кости не выдержат и сломаются. Его щеки были
смертельно бледными.
Он выговорил только одно слово: «Кристина!» — и неожиданно
выпустил ее руку. Затем он рванулся вперед, задел ногой за бампер «кадиллака»,
чуть не упал, но удержался и побежал вперед.
Наконец она поняла, что случилась какая-то неприятность с
машиной — машина, машина, опять эта проклятая машина, — и почувствовала злость,
смешанную с отчаянием. В первый раз у нее мелькнула мысль о том, возможно ли
было полюбить его, мог ли Эрни позволить любить себя.
Ее злоба угасла в тот момент, когда она посмотрела… и
увидела.
* * *
Эрни побежал к тому, что осталось от его машины, и застыл в
оцепенении, вытянув руки вперед и отклонив назад голову, в классической позе
жертвы перед развязкой трагедии.
Несколько секунд он стоял так, как будто хотел остановить
машину или весь мир. Затем опустил руки. Его кадык перекатился вверх и вниз,
когда он проглотил что-то — стон или плач, — и горло напряглось, отчетливо
вырисовывая каждую вспухшую артерию и вену. У него было горло человека,
пытающегося поднять пианино.
Ли медленно двинулась к нему. Ее рука все еще болела и
назавтра должна была онеметь, но сейчас она не обращала на нее никакого
внимания. В порыве сочувствия ей казалось, что она могла разделить его горе и
помочь ему. Лишь гораздо позже она осознала, как мало в тот день он нуждался в
ней и как много ненависти скрывал от нее.
