— После возвращения тебе придется кое-что сделать для меня,
— недовольно проговорил Уилл. Эрни внимательно посмотрел на него.
— Что именно?
— Ты возьмешь мой «крайслер» и съездишь к Генри Бакку. У
него есть четырнадцать почти не изношенных деталей к машинам, и он хочет
избавиться от них. Взгляни на них. Я дам тебе незаполненный чек. Если они будут
в порядке, то заплати, сколько нужно. Если нет, то пусть он засунет их себе в
задницу.
— А что я повезу с собой?
Уилл долго смотрел на него.
— Испугался, Каннингейм?
— Нет. — Эрни затушил наполовину выкуренную сигару. — Может,
я просто чувствую, что с каждым разом оказываюсь все в более невыгодном
положении. Это кокаин?
— Ладно. Я попрошу Джимми, — резко сказал Уилл.
— Только скажите мне, и все.
— Двести блоков «Винстона».
— О'кей.
— Ты уверен, что справишься?
Эрни засмеялся:
— Это будет отдыхом после шахмат.
* * *
Уилл припарковал «крайслер» на ближайшей к офису стоянке.
Затем, тяжело дыша, вылез и захлопнул дверцу.
Джимми Сайкс с апатичным видом водил по полу большой щеткой.
Джимми был двадцать один год, но из-за позднего умственного развития он
выглядел лет на восемь моложе. Кроме него, в гараже никого не было.
— Сегодня у нас полно народу, да, Джимми? — с присвистом
проговорил Уилл. Джимми огляделся.
— Нет, мистер Дарнелл, здесь никого не было с тех пор, как
пришел мистер Хэтч и забрал новые камеры.
— Я просто пошутил, — сказал Уилл, еще раз пожалев об
отсутствии Каннингейма. С Джимми можно было говорить только на правильном
литературном языке — сообщать что-нибудь или получать интересующую информацию.
Если только не пригласить на чашку кофе и глоток «Курвуазье». — Послушай,
Джимми, что ты скажешь…
Он внезапно осекся, заметив, что двадцатая стоянка была
пуста. Кристина исчезла.
— Приходил Эрни?
— Эрни? — заморгав глазами, тупо переспросил Джимми.
— Эрни, Эрни Каннингейм, — нетерпеливо повторил Дарнелл. —
Какие еще Эрни тебе известны? Его машина исчезла.
Джимми оглянулся на двадцатую стоянку и нахмурился:
— Ох, да.
Уилл улыбнулся:
— Он вернулся с шахматного турнира, да?
— Разве? — Джимми удивился. — Я не знал. Уилл с трудом
удержался от того, чтобы не схватить Джимми и не встряхнуть его хорошенько.
Дарнеллу нельзя было волноваться; ему становилось тяжело дышать от излишних
эмоций и приходилось пользоваться ингалятором.
— Ну, что он сказал, Джимми? Что он сказал, когда ты увидел
его?
Однако у Уилла вдруг возникло убеждение в том, что Джимми не
виделся с Эрни.
Наконец Джимми понял, куда клонил Дарнелл.
— Ох, я не видел его. Я только видел, как Кристина выезжала
отсюда. Вот уж чудесная машина, да? И он починил ее, как по мановению волшебной
палочки.
— Да, — сказал Уилл. — Как по мановению волшебной палочки. —
Внезапно ему расхотелось приглашать Джимми на чашку кофе с бренди. Все еще
глядя на двадцатую стоянку, он произнес:
— Ты можешь идти домой, Джимми.
— Но, мистер Дарнелл, вы же говорили, что сегодня я смогу
наработать шесть часов.
— Я запишу, что ты ушел в десять.
Мутные глаза Джимми раскрылись от удивления:
— Правда?
— Да, правда, правда. Считай это моим подарком и ступай
домой, ладно, Джимми?
— Конечно, — сказал Джимми и подумал о том, что шесть лет
работал у этого старого брюзги, но ни разу не замечал в нем рождественского
настроения.
Он пошел переодеваться, а Дарнелл поднялся в офис.
Через несколько минут снизу послышался крик Джимми:
— Спокойной ночи, мистер Дарнелл! — Он постоял у выхода, а
потом нерешительно добавил:
— Веселого Рождества!
Уилл помахал ему рукой. Джимми ушел. Уилл устроился в кресле
и достал из стола бутылку «Курвуазье». Дарнелл мысленно составлял примерную
хронологию событий.
Август: Каннингейм привозит ржавые остатки от «плимута»
58-го года и помещает их на стоянке номер двадцать. Машина кажется знакомой;
так оно и есть. Это «плимут» Ролли Лебэя. Эрни не знает — ему не нужно знать, —
но изредка Ролли Лебэй тоже ездил в Портсмут, Берлингтон и другие места,
выполняя поручения Уилла Дарнелла… только в те смутные времена у Уилла был
«кадиллак» 54-го года. В двойном дне лежали всевозможные фейерверки, ракеты,
сигареты, выпивка. В те дни Уилл даже не помышлял о кокаине. Он думал, что о
нем тогда помышляли только джазовые музыканты в Нью-Йорке.
Конец августа: Реппертон и Каннингейм схватываются друг с
другом, и Дарнелл вышибает Реппертона на улицу. Он устал от Реппертона, от его
пьянства, мелкого воровства и идиотских выходок, привлекавших нездоровое
внимание к гаражу. Кроме того, во времена поездок в Нью-Йорк и Новую Англию он был
слишком беззаботен… и слишком опасен.
Уилл встал, налил кофе из термоса и добавил чайную ложку
бренди. Подумав, он долил в чашку еще одну ложку «Курвуазье». Затем снова сел в
кресло, вытащил из нагрудного кармана сигару и закурил. К черту одышку. Наплевать
на легкие.
Дарнелл выпускал изо рта клубы дыма и пристально смотрел в
темноту безлюдного гаража.
Сентябрь: парень просит одолжить ему наклейку об инспекции и
значок торгового агента, чтобы он мог отвезти свою девочку на футбольный матч.
Дарнелл одалживает, — дьявол, в прежние времена он продавал эти наклейки по
семь долларов за штуку и даже не смотрел, как выглядит машина. Кроме того, у
парня машина выглядит хорошо. Может быть, немного неряшливо, но в целом —
чертовски хорошо. Он по-настоящему поработал над ней.
И что чертовски странно, никто не видел его по-настоящему
работающим над ней.
Только небольшие исправления. Замена габаритных огней,
антенны радиоприемника. Замена резины на колесах. Мальчишка не дурак в том, что
касается машин: однажды Уилл сидел вот в этом самом кресле и видел, с какой
ловкостью тот поднял обивку на заднем сиденье. Но никто не видел, чтобы он
возился с выхлопной системой, которая была полностью разрушена, когда летом
машина впервые появилась в гараже. И никто не замечал того, чтобы он работал
над кузовом, хотя кузов «фурии», сначала напоминавший огромную ржавую
консервную банку, улучшался прямо-таки день ото дня.
