Новость оживленно обсуждалась в средней школе Либертивилла.
Эрни Каннингейм чувствовал себя подавленным этой новостью.
Подавленным и испуганным. Сначала Уэлч; теперь Бадди, Ричи Трелани и Бобби
Стэнтон. Эрни не верил в версию о злоупотреблении спиртным, ставшим причиной
гибели троих подростков, одного из которых он почти не знал.
Он не мог избавиться от ощущения, что оказался замешанным во
что-то.
Ли не разговаривала с ним с тех пор, как они поссорились.
Эрни не звонил ей — частично из гордости, частично из стыда, частично из
желания, чтобы она первой позвонила ему и сделала их отношения такими, какими
они были… раньше.
Раньше чего? — шептали его мысли. — Ну того случая, когда
она чуть не умерла от удушья в твоей машине. Когда ты хотел избить парня,
который спас ей жизнь.
Но она требовала, чтобы он продал Кристину. А это было
просто невозможно… разве нет? Как он мог решиться на такое после всех усилий,
крови и — да, это правда — слез, отданных ей?
Нет, он не хотел даже думать об этом. Едва дождавшись
последнего звонка, он пошел на школьную автостоянку — почти побежал к ней — и
плюхнулся в Кристину.
Он сидел за рулем и, переводя дыхание, смотрел на хлопья
снега, падавшие на капот. Порывшись в карманах, он нашел ключи и завел
Кристину. Мотор тихо заурчал, и Эрни тронул машину с места, слыша, как под
шинами заскрипел снег. Ему нужно было купить покрышки на снег, но, по правде
говоря, Кристина не нуждалась в них. Ее сцеплению позавидовал бы любой
водитель.
Ему захотелось включить радио, и он поймал волну WDIL. Вули
пел «Розового людоеда». Наконец-то он улыбнулся.
По городу он катался довольно долго.
Прошло немало времени, прежде чем он неожиданно для себя
заметил, что было уже темно. Стрелки часов показывали четверть шестого. По
левую сторону дороги проплывал зеленый неоновый трилистник пиццерии Джино. Эрни
подрулил к обочине и вышел из машины. Он уже переходил улицу, когда вспомнил,
что забыл вынуть ключи из замка зажигания Кристины.
Он вернулся, наклонился над передним сиденьем… и вдруг его
оглушил запах, о котором говорила Ли и которого он сам раньше не чувствовал.
Теперь он был — тяжелый, резкий смрад гнилого мяса. У него
сразу заслезились глаза и сперло в горле. Эрни выдернул ключи из замка и
выпрямился. Потом замер, дрожа всем телом и почти с ужасом глядя на Кристину.
— Эрни, там, был запах. Отвратительный запах гнили… ты
знаешь, о чем я говорю.
— Нет, не имею ни малейшего представления… ты все
выдумываешь.
Но если почувствовала она, то почувствовал и он. Эрни
внезапно повернулся и побежал через улицу, в пиццерию Джино.
* * *
Он заказал пиццу, которую уже не хотел, разменял несколько
долларов и пошел к телефонной будке, стоявшей рядом с патефоном-автоматом.
Звучала какая-то ритмичная мелодия. Раньше он ее не слышал.
Сначала он позвонил домой. Ответил отец, его голос был
ровным и невыразительным — Эрни никогда не слышал у него такого спокойного
голоса и почувствовал себя еще более подавленным, чем прежде.
— Привет, пап, — неуверенно произнес он. — Извини, я не
заметил, что уже поздно.
— Ничего, — сказал Майкл. Он говорил так монотонно, что
подавленность Эрни переросла в нечто, похожее на испуг. — Ты где, в гараже?
— Нет — у Джино. В пиццерии Джино. Пап, у тебя все в
порядке? У тебя какой-то странный голос.
— У меня все в порядке, — сказал Майкл. — Я только что
выбросил в мусорное ведро твой ужин, твоя мать снова плачет наверху, а ты
проводишь время в пиццерии. Да, у меня все в порядке. Нравится тебе твоя
машина, Эрни?
У Эрни комок подступил к горлу.
Проглотив его, он сказал:
— Пап, по-моему, это нечестно.
— А по-моему, мне уже безразлично, что ты считаешь честным,
а что — нечестным, — все так же монотонно проговорил Майкл. — Сначала ты решил,
что сам будешь судить свои поступки. Я не возражал. Но в последний месяц я
вообще перестал понимать тебя и то, что с тобой происходит. Твоя мать тоже не
понимает этого, но многое чувствует и поэтому расстраивается. Я знаю, она тоже
виновата, но не думаю, что ей от этого легче.
— Пап, я всего лишь не заметил, что уже стемнело! —
воскликнул Эрни. — Прошу тебя, не делай из мухи слона!
— Ты катался по городу?
— Да, но…
— Я так и думал, — сказал Майкл. — Ты сегодня приедешь
домой?
— Да, скоро, — ответил Эрни. — Мне только нужно заехать в
гараж. Уилл просил меня кое-что разузнать в Филли…
— Извини, это мне тоже безразлично, — перебил его Майкл. Он
говорил вежливо и холодно.
— Жаль, — проронил Эрни упавшим голосом. Сейчас он был
испуган. Очень испуган.
— Эрни?
— Что? — почти прошептал Эрни.
— Что происходит?
— Не понимаю, о чем ты говоришь?
— Ладно, я объясню. Тот детектив приходил ко мне в офис. У
Регины он тоже был. И очень расстроил ее. Вряд ли он этого добивался, но…
— Что у него на этот раз? — взорвался Эрни. — Что нужно
этому говнюку?
— Ты его — что?
— Ничего. — Он проглотил что-то, похожее на комок пыли. —
Что у него на этот раз?
— Реппертон, — сказал его отец. — И двое других ребят. А ты
думал что? Геополитическая ситуация в Бразилии?
— С Реппертоном произошел несчастный случай, — сказал Эрни.
— Во имя Христа, зачем ему надо было говорить с тобой и мамой о каком-то
несчастном случае?
— Я не знаю. — Майкл Каннингейм помолчал. — А ты?
— Откуда мне знать? — заорал Эрни. — Я был в Филадельфии,
откуда мне что-нибудь знать? Я играл в шахматы, и… и… и все! — Он выдохнул.
— Еще раз, — терпеливо произнес Майкл Каннингейм. —
Что-нибудь происходит, Эрни?
Он подумал о запахе, о смраде гнилого мяса. Ли давилась,
посинев и хватаясь за горло. Он пытался помочь ей, хлопая ее по спине, потому
что так поступал, когда кто-нибудь давился; такой вещи, как способ Хаймлиша, не
существовало, его еще не изобрели, а кроме того, именно так все и должно было
кончиться, только не в машине… а у дороги… на его руках…
Он закрыл глаза и почувствовал сильное головокружение.
