— Эрни?
— Ничего не происходит, — процедил сквозь стиснутые зубы. —
Ничего, кроме того, что все стараются лезть в мои дела, а я хочу хоть
что-нибудь делать самостоятельно, без посторонних советчиков и воспитателей.
— Хорошо, — по-прежнему спокойно произнес его отец. — Если
захочешь поговорить со мной, то я готов выслушать тебя. Я давно был готов
выслушать тебя, хотя не так ясно давал понять об этом, как было бы нужно. Не
забудь поцеловать маму, когда вернешься.
— Ладно, не забуду. Послушай…
Гудки.
Некоторое время он стоял, тупо глядя на телефонную трубку,
затем свободной рукой полез в карман, вытащил горсть никелевой мелочи и высыпал
на небольшую металлическую полочку слева от него. Выбрав одну монету, он
выронил ее, взял другую и опустил в автомат. Он чувствовал себя уставшим и
опустошенным.
Он на память набрал номер Ли.
Миссис Кэйбот сразу узнала его голос и сразу поставила его в
известность о том, что у него был последний шанс с ней и он упустил его.
— Она не хочет встречаться с тобой и не желает разговаривать
с тобой, — добавила она.
— Миссис Кэйбот, пожалуйста. Если бы я мог хотя бы…
— По-моему, ты уже сделал достаточно, — холодно сказала
миссис Кэйбот. — В тот вечер она пришла в слезах и с тех пор не перестает
плакать. Не знаю, что с ней случилось, когда вы в прошлый раз были вместе… но
молю Бога, чтобы это было не то, что я думаю. Я…
Эрни почувствовал, что готов разразиться истерическим
смехом. Ли подавилась гамбургером и чуть не умерла от удушья, а ее мать думала,
что он хотел изнасиловать ее.
— Миссис Кэйбот, мне нужно поговорить с ней.
— Брось, тебе не нужно этого делать. Он попытался придумать
что-нибудь такое, что помогло бы ему миновать дракона, сторожившего ворота. Он
почувствовал себя каким-то пиратом, старающимся проникнуть в дом, чтобы увидеть
его хозяйку. У него отнялся язык. Он был очень неудачливым пиратом. Через
несколько мгновений снова должны были зазвучать короткие гудки.
Затем он услышал, как телефонная трубка перешла в другие
руки. Миссис Кэйбот проговорила что-то резкое и протестующее, а Ли сказала
что-то в ответ; он не разобрал их приглушенных реплик. Затем послышался голос
Ли:
— Эрни?
— Привет, Ли, — произнес он. — Я только хотел позвонить тебе
и сказать, что виноват в…
— Да, — прервала его Ли. — Я знаю, что ты виноват, и
принимаю твои извинения. Но я не смогу никуда пойти с тобой. Пока все не
переменится.
— Проси о чем-нибудь попроще, — прошептал он.
— Это все, что я… — Ее голос отдалился и зазвучал немного
резче. — Мама, пожалуйста, не мешай мне! — Ее мать что-то проворчала, наступила
тишина, а потом снова, но уже тише зазвучал голос Ли. — Это все, что я могу
сказать, Эрни. Знаю, как безумно это звучит, но мне все еще кажется, что в тот
вечер твоя машина пыталась убить меня. Я не знаю, как она могла это сделать, но
твердо знаю, что именно так все и было. Я так чувствую. Тебе это кажется диким?
— Ли, прошу прощения, но все, что ты говоришь, дико и глупо.
Это машина, понимаешь? МА-ШИ-НА, машина! В ней нет ничего.
— Это ты думаешь, — проговорила она дрожащим голосом. — Ты
думаешь, что владеешь ею, а на самом деле она владеет тобой, и, по-моему, никто
не сможет освободить тебя, кроме тебя самого.
Внезапно его спина очнулась и стала посылать ему импульсы
боли, гулким эхом отдававшиеся в голове.
— Разве это не правда, Эрни? Он не ответил — не мог
ответить.
— Избавься от нее, — сказала Ли. — Пожалуйста. Сегодня утром
я прочитала в газете о Реппертоне и…
— Какое он имеет отношение хоть к чему-нибудь? — простонал
Эрни. И, помолчав, проговорил во второй раз за день:
— С ним произошел несчастный случай.
— Не знаю. Может быть — не хочу знать. Но я беспокоюсь не за
нас, а за тебя, Эрни. Я боюсь за тебя. Ты должен избавиться от нее.
Эрни прошептал:
— Только скажи, что не бросишь меня. Ее голос задрожал
сильнее, — вероятно, она плакала.
— Обещай мне, Эрни. Ты должен дать мне слово и сдержать его.
Потом… потом мы сможем видеться. Пообещай мне, что избавишься от этой машины. Я
больше ни о чем не прошу тебя.
Он закрыл глаза и увидел Ли, возвращающуюся домой после
школы. И Кристину, поджидающую ее кварталом ниже.
Он быстро открыл глаза.
— Нет. Я не могу, — произнес он.
— Значит, нам больше не нужно говорить об этом?
— Нет! Нет, нужно! Мы…
— Значит, не нужно. До завтра, Эрни. Увидимся в школе.
— Ли, подожди!
Гудки.
В этот момент он был близок к ярости. Он захотел ударить по
телефону, разбить трубку, разбить стекло и разбить все, что будет попадаться
ему под руку. Они все покидали, бросали его! Крысы, бегущие с тонущего корабля.
Никто не поможет тебе, кроме тебя самого.
Дерьмо! Сами они убегали, как крысы с тонущего корабля.
Никто из них не захотел остаться с ним. Они все выдумывают, они хотят загнать
меня в ловушку, как те офицеры из гольф-клуба, как будто играют в гольф или
какую-нибудь другую игру. Они все говнюки, они все говнюки и думают, что уже
справились со мной. Я хочу им показать, чего они стоят. Я покажу им. Я сыграю с
ними в их гольф. Я смогу найти выход, найти лазейку, чтобы загнать эти белые
шары в их задницы. Я им покажу, как стоять на моем пути. Я им покажу, как
мешать мне, мне, мне, мне, МНЕ…
Внезапно Эрни очнулся. Его колотила дрожь, он тяжело дышал.
Глаза были широко открыты. Что произошло с ним? Будто на миг он превратился в
кого-то другого, в кого-то обезумевшего от ненависти ко всему человечеству…
Нет, не в кого-то. В Лебэя.
Нет! Это не правда!
Голос Ли: Разве это не правда, Эрни?
И вдруг перед его уставшими, дрожащими глазами возникло
какое-то видение. И он услышал голос священника: Арнольд, берешь ли ты эту
женщину себе в…
Но он был не в церкви; он находился на стоянке подержанных
автомобилей, обнесенной яркими разноцветными пластиковыми знаменами,
колышущимися на легком ветру. Внутри были расставлены садовые кресла. Он
находился на стоянке Уилла Дарнелла, и перед ним стоял сам Дарнелл. Рядом с ним
не было никакой женщины; рядом с ним стояла, переливаясь всеми красками на
весеннем солнце, Кристина.
