Затем я решил, что воспоминание об этой картинке было вовсе
не лишним. Я попытался быстро ответить на вопрос: что сделала бы полиция, если
бы ей было известно то, о чем знали мы с Ли? Привлекла бы к суду привидение?
Или машину? Или привлекла бы чье-нибудь внимание ко мне и Ли?
— Дэннис?
— Я думаю, — сказал я. — По-твоему, паленым не пахнет?
— Что ты знаешь? — снова спросила она.
Столкновение. Критическая масса. Цепная реакция.
Преисподняя.
Я думал о том, что, сложив наши разрозненные знания, мы
могли что-нибудь предпринять. Сделать какое-нибудь действие. Мы…
Мне вспомнился мой сон: машина, стоящая в гараже Лебэя,
мотор, набирающий и сбавляющий обороты, вспыхнувшие передние фары, визг
покрышек.
Я взял ее руки в свои.
— О'кей, — сказал я. — Слушай. Эрни купил эту машину у
парня, который потом умер. Парня звали Ролланд Д. Лебэй. Мы увидели ее стоящей
перед его домом…
— Перед чьим домом?
— Перед домом Лебэя. И мне сейчас кажется… что он до того
хотел, чтобы она оказалась у Эрни, что отдал бы ее даром, если бы не было
другого выхода. Как будто Эрни увидел машину и что-то понял, а потом Лебэй
увидел Эрни и понял то же самое.
Ли убрала свои руки из моих ладоней и снова начала потирать
локти.
— Эрни сказал, что заплатил…
— Заплатил. И продолжает платить. Если Эрни вообще еще
существует.
— Не понимаю, что ты имеешь в виду.
— Я тебе кое-что покажу. Через несколько минут. Но сначала
небольшая предыстория, ладно?
— О'кей.
— У Лебэя были жена и дочь. Давно, еще в пятидесятых. Дочь
умерла на обочине дороги. Она подавилась гамбургером.
Лицо Ли стало белым, потом еще белее, такой цвет бывает у
молока, с которого сняли сливки.
— Ли! — быстро проговорил я. — С тобой все в порядке?
— Да, — хрипло сказала она и попыталась выдавить из себя
улыбку — Я в порядке. — Она встала. — Где тут у вас ванная комната?
— В конце холла, — сказал я. — Ли, ты ужасно выглядишь.
— Меня тошнит, — жалобно произнесла она и торопливым шагом
пошла в ванную.
Я закрыл уши руками, чтобы не слышать, как ее рвало.
* * *
Когда она вернулась, то была уже не такой бледной. На ее
щеках блестели капли воды.
— Прости меня, — сказал я.
— Ничего. Просто я… опешила. — Она слабо улыбнулась. Затем
поймала мой взгляд и проговорила:
— Только скажи мне, Дэннис. Это правда? Это действительно
правда?
— Да, — ответил я. — Правда. Но не вся. И я не знаю, стоит
ли мне продолжать.
— Я хочу, чтобы ты рассказал все.
— Мы можем пропустить это место, — сказал я, не очень
поверив ей.
Ее встревоженные глаза все так же смотрели на меня.
— Было бы безопасней… ничего не пропускать, — запнувшись,
произнесла она.
— Его жена покончила с собой вскоре после смерти дочери.
— А машина…
—..участвовала в этом.
— Как?
— Ли…
— Как?
И я рассказал ей — не только о маленькой девочке и ее
матери, но и все, что знал от Джорджа Лебэя о его брате, о его озлобленности, о
бегстве в армию, о том, как он возился там с машинами и ссорился с офицерами,
заставлявшими его чинить свои автомобили. О второй мировой войне. О брате
Эндрю, убитом во Франции. О старом «шевроле». О старом «Гудзоне корнете». И о
том, как все те годы он злился на «говнюков», мешавших ему.
— Это слово… — пробормотала Ли.
— Какое слово?
— Говнюки, — она через силу выговорила его. — Эрни
употребляет его.
— Я знаю.
Мы посмотрели друг на друга, и ее руки очутились в моих.
— Тебе холодно, — сказал я. Еще одна полезная ремарка,
многократно испытанная Дэннисом Гилдером. У меня таких не меньше миллиона.
— Да. По-моему, я никогда не согреюсь. Я захотел обнять ее —
и не обнял. Но почувствовал, что Эрни уже меньше разделял нас. Он словно
куда-то исчезал. И это было ужасно.
— Его брат говорил что-нибудь еще?
— Ничего существенного.
Однако в моих ушах прозвучал голос Джорджа Лебэя: «Он был
одержим злобой, но он не был каким-то чудовищем». И еще: по крайней мере… я так
думаю. Тогда мне показалось, что он хотел что-то добавить… а потом понял, что
разговаривает с посторонним. Что он хотел сказать?
И тут мне в голову пришла одна по-настоящему чудовищная
мысль. Я попытался оттолкнуть ее от себя. Она никуда не делась… и мне было
тяжело. Как если бы пытался оттолкнуть пианино. Я сразу почувствовал испарину
на лбу.
— Мистер Лебэй дал тебе свой адрес? — спросила Ли.
— Нет. — Интересно, заметила ли она что-нибудь на моем лице?
— Но он наверняка есть в городской штаб-квартире Американского легиона. Они
хоронили Ролланда, и как-то ведь сумели вызвать его брата. А что?
Ли только встряхнула головой и, встав с софы, подошла к
окну. Она не посмотрела на поблекшее солнце. «Год на исходе», — рассеянно
подумал я.
— Ты хотел что-то показать мне, — вновь повернувшись ко мне,
проговорила она. — Ты помнишь?
Я кивнул. Теперь уже нельзя было ничего остановить. Цепная
реакция началась. От меня уже ничего не зависело.
— Сходи наверх, — сказал я. — Моя комната вторая слева.
Загляни в платяной шкаф. Тебе придется покопаться в моем белье, но оно не
кусается.
Она едва заметно улыбнулась.
— И что я там найду? Чемодан с наркотиками?
— Нет, я его выбросил сегодня утром. Слишком много места
занимал.
— А если без шуток, то что?
— Автограф Эрни, — сказал я. — Увековеченный в гипсе.
— Его автограф?
Я снова кивнул:
— Да. С дубликатом.
Она сходила наверх, и через пять минут мы сидели на софе,
рассматривая два квадратных куска гипса, аккуратно вырезанные из тех слепков,
что я носил в больнице. Они оба лежали на кофейном столике: на левом была
подпись Эрни, сделанная в день, когда я пришел в сознание; на правом было его
послание, написанное в День Благодарения.
