Он вопросительно взглянул на меня, и я заерзал в кресле,
почувствовав себя неловко.
— Пожалуй, да.
— Если не считать, что на самом деле все не так, да, Дэннис?
— Да, он изменился.
— Когда ты в последний раз видел его?
— В День Благодарения.
— Тогда с ним все было в порядке? Я встряхнул головой,
внезапно мне вспомнились слова Ли о том, как она переживала за своих родителей
в канун Рождества. И мне показалось, что чем меньше люди знали о наших с ней
подозрениях, тем было безопаснее для них же самих.
— Что с ним происходит?
— Я не знаю.
— А Ли?
— Нет. Она… у нас есть только некоторые подозрения.
— Ты не хочешь поговорить о них?
— Нет. Не сейчас. Но лучше — совсем не говорить.
— Хорошо, пусть будет так, — сказал он. — Пусть пока будет
так.
Он встал и начал подметать под столом. Я мог бы решить, что
он обиделся.
— Но с Эрни ты должен поговорить, не откладывая в долгий
ящик.
— Конечно. Я уже думал об этом.
Но перспектива такой беседы не вызывала во мне особого
энтузиазма.
Наступило довольно долгое молчание. Отец закончил подметать
пол и поглядел вокруг.
— Ну как, нормально?
— Ни одной соринки, пап.
Он улыбнулся и закурил «Винстон». После инфаркта он бросил
курить, но потом стал изредка браться за сигарету — как правило, в минуты
стресса. — Ладно, тебе помочь подняться наверх, Дэннис?
Я встал на костыли.
— Угу. Не хотелось бы навернуться. Он посмотрел на меня и
хмыкнул.
— Вылитый Джон Сильвер. Не хватает только попугая.
— Ты будешь стоять и хихикать надо мной или поможешь
подняться?
— Обопрись на меня.
Я перекинул одну руку через его плечо, почувствовав себя
снова маленьким — как тогда, когда он относил меня наверх на своих руках, если
я начинал посапывать на середине шоу Эдди Салливана, которую показывали по
телевизору. Даже запах лосьона после бритья был тем же самым.
На последней ступеньке лестницы он вдруг произнес:
— Можешь наступить мне на ногу, если я полезу в твои личные
дела, Дэнни, но Ли больше не собирается быть с Эрни, да?
— Нет, пап.
— Она хочет быть с тобой?
— Я… ну, я не знаю. Полагаю, что нет.
— Ты хочешь сказать — пока нет?
— Ну — полагаю, да. — Мне было неловко, но он не отставал со
своими расспросами.
— Могу ли я думать, что она решила порвать с Эрни из-за
перемены в его характере?
— Да. Думаю, что ты так можешь думать.
— Он знает о тебе и Ли?
— Пап, у нас — не о чем знать… во всяком случае, пока не о
чем.
Он прочистил горло, как будто намеревался что-то сказать, но
промолчал. Я оставил его и дальше поковылял на костылях.
— Я дам тебе один чудный совет, — наконец сказал отец. — Не
давай ему знать о том, что происходит между тобой и Ли, и не убеждай меня,
будто ничего не происходит. Вы ведь пытаетесь как-нибудь помочь ему, да?
— Пап, я не знаю, сможем ли я и Ли что-нибудь сделать для
него.
— Я видел его два или три раза, — неожиданно произнес отец.
— Да? — Я опешил. — Где? Отец пожал плечами…
— На улице, где же еще? В городе. Видишь ли, Дэннис,
Либертивилл не такой большой город. Он…
— Что он?
— Он едва узнал меня. А я его. Он стал выглядеть старше.
Теперь, когда его лицо очистилось, он стал выглядеть намного старше. Я думал,
что он пойдет в отца, но сейчас… — Внезапно он запнулся. — Дэннис, тебе не
приходило в голову, что у Эрни может быть какое-нибудь расстройство
гормональной системы? Или какое-нибудь нервное расстройство?
— Да, — ответил я, жалея о том, что не мог рассказать ему о
других вероятных изменениях в Эрни. О гораздо худших возможных изменениях. О
тех изменениях, которые заставили бы моего родителя усомниться в моей
собственной нервной системе.
— Будь осторожен, — произнес он, и, хотя я ничего не
упоминал о случившемся с Дарнеллом, мне вдруг показалось, что отец думал именно
об этом. — Будь осторожен, Дэннис.
* * *
На следующий день мне позвонила Ли и сказала, что ее отца
вызывают в Лос-Анджелес по какому-то предновогоднему делу его фирмы и что он
предлагает ей составить ему компанию, а заодно и немножко отдохнуть от холода и
снега.
— Мама ухватилась за эту идею, и я не могу придумать ни
одной уважительной причины, чтобы остаться, — сказала она. — Это всего десять
дней, а занятия в школе начнутся только восьмого января.
— Прекрасно, — проговорил я. — Ты получишь там удовольствие.
— Ты думаешь, мне стоит поехать?
— Если ты не поедешь, то тебя нужно будет показать
психиатру.
— Дэннис?
— Что?
У нее немного упал голос:
— Ты будешь осторожен, да? Я… ну, последнее время я часто
думаю о тебе.
И она повесила трубку, оставив меня в некотором недоумении.
Вместе с отцом она была уже вторым человеком, посоветовавшим мне быть
осторожным. Оба они, конечно, имели в виду мой предстоящий разговор с Эрни. Но
разве Эрни сам не мог чувствовать своей вины в том, что было между мной и Ли? И
что конкретно он мог сделать, если бы узнал обо мне и о ней?
Моя голова раскалывалась от этих и других вопросов, и в
конце концов я начал думать, что было бы только к лучшему, если бы Ли ненадолго
уехала из города.
Как она сама сказала о своих родителях, так было бы
безопаснее.
* * *
В пятницу двадцать девятого был последний рабочий день года.
Я позвонил в штаб-квартиру Американского Легиона в Либертивилле и попросил
подозвать секретаря. Его имя, Ричард Маккендлесс, я узнал от управляющего
домом, номер которого нашел в том же телефонном справочнике, где был телефон
штаб-квартиры. Мне велели немного подождать, а потом послышался чей-то
старческий голос, прозвучавший неожиданно хрипло и резко — как если бы его
обладатель дошел до Берлина, перекусывая на лету вражеские пули.
