— Он давно уже у вас?
— Всю жизнь. Сначала он служил у моей матери.
— Ваша мать живет в Лондоне? Вряд ли, тут же подумала Изабелла, иначе он бы не привез ее сюда.
— Она живет в Олворте. В моем загородном доме, — заметив ее недоумение, добавил он.
— Ей не нравится Сити?
Он покачал головой.
— Пожалуйста, садитесь. Думаю, я расчистил достаточно места. У вас есть какие-то любимые блюда?
Он явно не хочет говорить о своей матери. Хотя болтать с любовницей о матери вряд ли прилично.
— Сейчас я готова съесть все, что угодно, — так голодна, — решила она сменить тему.
Он резко повернулся к ней:
— Что?
Выражение его глаз привело ее в замешательство.
— Я вас неправильно понял, — смущенно улыбнулся Дермотт. — Пожалуйста, сядьте. Я почти закончил с уборкой.
— Вижу, вы не боитесь домашних дел. Это с вашей-то репутацией бродяги! — Она села в резное кресло с сиденьем из плетеного тростника и спинкой из пестрой индийской ткани.
— В походной обстановке на слуг бывает дефицит.
— Вам понравилась Индия? Молли говорила, что вы провели в этой стране несколько лет.
— Неоднозначно. — Голос Дермотта дрогнул. Убрав оставшиеся книги, он подошел к столику с напитками. — Хотите вина, а может быть, бренди? Это мой любимый — он позволяет убирать острые углы.
— Я опять сказала что-то него… Как тогда в библиотеке.
Выражение его лица вновь изменилось.
— Молли будет мною недовольна, — продолжала она, чувствуя, что нужно как-то заполнить паузу. — Я хотела вести лишь светскую беседу. Пожалуйста, простите меня.
Он улыбнулся, но без обычного своего шарма.
— Вы не виноваты… Так бренди или вина?
— Пожалуйста, бренди. — В искусстве политеса она ему нисколько не уступает, но надо иметь в виду, что в будущем не следует касаться личных тем.
Видимо, графа Батерста мучают какие-то свои демоны — как и Молли.
Он залпом выпил один бокал, налил себе новый и. взял со столика бокал Изабеллы.
— Почему вы решили, что ни один юрист не способен умерить алчность ваших родственников? — сев напротив нее, вдруг спросил он.
А вот он позволяет себе задавать личные вопросы, подумала она, но ответила охотно:
— Мои родственники ни за что не перестанут охотиться за моим состоянием. Если они решили выдать меня замуж, то никакой юрист не сможет защитить меня от них — даже самый ловкий, и если будет работать по двадцать четыре часа в сутки.
— А вы не сожалеете, о своем плане?
— Я его еще не осуществила. И пожалуйста, не надо опять становиться таким добропорядочным. Если это вас беспокоит, будем считать, что это мои личные проблемы. А вы — всего лишь средство их решения.
Он не смог удержаться от улыбки. Довольная этим, она продолжала, насмешливо кривя губы:
— Итак, я цинично вас использую.
— Любопытная точка зрения.
— Вы удовлетворены, милорд? Мне нужен только ваш милый… пенис.
— И надо быть полным идиотом, чтобы вам в этом отказать, — засмеялся он.
— Я уверена, что с этим согласилось бы большинство представителей вашего пола.
— Наверняка. А что до меня, то надо же как-то поддерживать свою репутацию.
— А вас, милорд, не осудили бы, — шутливым тоном продолжала она, — просочись в свет слушок, что вы отказали какой-то леди?
Он не ответил.
— А, значит, такое уже было! — поняла она его молчание. — И что же вы говорите такой чересчур докучливой женщине?
— Что-нибудь весьма любезное.
— Но я себя в обиду не дам.
— Я это уже заметил! — снова засмеялся он. — Значит, я обязан непременно вас ублажать? — поддразнил он.
— Разумеется! Обещание надо выполнять.
— Что ж, надо так надо, — смиренно сказал он. В длинном, не по размеру халате, со спадающими на плечи золотистыми прядями, пунцовыми от пережитого оргазма щеками — это даже монаха способно было свести с ума. А уж монашеским поведением Дермотт никогда не отличался.
— Все наши разговоры о любви, — она глубоко вздохнула, — кружат мне голову. Я уже думаю, может быть, — их взгляды на миг встретились, — стоит на некоторое время отложить ужин.
— Я не против. — Как же она его возбуждает! Перегнувшись через стол, он распахнул халат и обнажил нежные белые груди. — Это будет на первое, — с обольстительной улыбкой прошептал он. — Придвиньтесь поближе и положите их на стол… — Он мягко потянул за соски, придвигая Изабеллу поближе к себе, пока ее полные груди не оказались на полированной поверхности стола.
— Я не знаю, сколько смогу ждать, — прошептала она в предвкушении нового оргазма.
— Ничего, придется подождать. — Он принялся мягко поглаживать соски — до тех пор, пока они окончательно не отвердели. — Если хотите меня получить. — Скользнув по округлой поверхности, его руки обхватили зрелые плоды снизу. — А может, дадим возможность и Поумрою полюбоваться на вас? Как вы думаете, ему понравятся ваши сладкие грудки?
— Нет! — выдохнула она и капризно захныкала, но от этого непристойного предложения между ног стало еще теплее.
— Похоже, вам это нравится, — прошептал он, приподнимая холмики повыше. — Он ведь ухе видел вас у парадного входа. Ваше платье и тогда мало что скрывало. Но вы ведь не возражали…
— Вы не можете… — Ее дыхание стало лихорадочно частым.
— Другим тоже было бы приятно посмотреть… и на все остальное тоже… — Аккуратно положив ее груди на стол, он глубоко запустил руки в вырез халата.
— Пожалуйста, не говорите… так.
— А что вы для меня сделаете, если я не впущу сюда Поумроя?
— Все, что угодно…
Зажав ее соски между большими и указательными пальцами, он мягко сдавил их.
— Все, что угодно?
— Да, да… — Она была влажной от желания, ее страсть к нему почти лишала разума. — Я все сделаю.
— А можно вас, например, высечь? — Это было всего лишь проверкой — Дермотт не отличался садистскими наклонностями.
Ее глаза на миг расширились.
— А меня вы будете любить?
— Потом.
Судорожно вздохнув, она кивнула.
— Вы, пожалуй, слишком возбуждены, мисс Лесли, не так ли? — Она не ответила.
— Не смущайтесь. Я же вижу, как вы корчитесь от страсти. Вы возбуждены, вы вся влажная и хотите ощутить в себе меня. Не так ли?
Она кивнула.
— Скажите мне об этом.
