К тому же он отчаянно нуждался в победе, чтобы вновь взойти на трон.
После возвращения Жоржи в Лион разговоры шли не только о войне. Ходили слухи также и о том, что снова установится мир. Некоторое время Наполеон надеялся, что союзники позволят ему вернуться на трон. Когда эта надежда умерла, была призвана французская национальная гвардия. На службу в армию были также призваны моряки, часть полиции, были поставлены под ружье несколько тысяч лионских и парижских рабочих. Когда на призыв откликнулась лишь половина национальной гвардии — некоторые провинции вообще его проигнорировали, — встала неотложная задача сделать французскую армию боеспособной.
По всей Франции были разосланы предписания о призыве, и охрана Жоржи вынуждена была покинуть ее. После этого у Жоржи умерла всякая надежда на мирное разрешение конфликта. До этого она оставалась в Лионе, надеясь на защиту своей собственности путем дипломатических переговоров. Теперь это теряло всякий смысл. Если в скором времени она не присоединится к Симону в Брюсселе, то может вообще никогда больше его не увидеть.
Жоржи велела приготовить карету.
14 июня, когда французы пересекли бельгийскую границу и заняли Шарлеруа, почтовым каретам было запрещено выезжать за пограничные столбы. Не имея другой возможности попасть в Бельгию, Жоржи наняла местного проводника и лошадей, чтобы ее тайком довезли до Брюсселя. Ехать пришлось по заброшенным дорогам. Наконец после долгого путешествия в течение ночи и большей части дня она добралась до Брюсселя — это случилось во второй половине дня 15 июня. Город был забит войсками, вспомогательными военными службами и тысячами английских зевак, которые приехали поглядеть на кампанию, словно это была не война, а карнавал.
В гостинице «Англетер» Жоржи стала наводить справки относительно местоположения штаба Веллингтона. Ей сказали, что многие английские офицеры расквартированы в гостинице «Д'Аремберг». Взяв с собой небольшой саквояж, она по запруженным людьми и повозками улицам с огромным трудом добралась до гостиницы. И здесь, усталая, измученная до предела долгим путешествием, покрытая слоем дорожной пыли, узнала, что Симон уехал.
— А он вернется? — нервно спросила Жоржи.
— Да, мадемуазель, — любезно ответил клерк. Он понимал ее волнение. За день ему довелось увидеть немало жен и любовниц, оказавшихся в такой же ситуации. — Почти наверняка полковник вернется, поскольку его ординарец остался здесь.
Офицеры редко отправляются к месту боевых действий без камердинера, и это несколько приободрило Жоржи. Но, войдя в комнаты Симона, она обнаружила, что Моррис также отсутствует. Она стала обследовать небольшие апартаменты Симона, пытаясь найти какое-то указание на то, когда он вернется. Однако это не дало никаких результатов, поскольку личных вещей Симона в помещении почти не было.
Она решила ждать. Опустились сумерки, комнаты наполнились тенями, и ею овладела тревога. Жоржи опасалась, что приехала слишком поздно. Но она не могла покинуть Лион раньше. И как она ни пыталась объяснить и оправдать отсутствие Симона, тревога ее лишь возрастала.
Что, если она не сможет найти его?
Жоржи ходила от окна к окну, выглядывала на улицу, кишащую солдатами. Здесь были фургоны с военным имуществом, повозки, ящики с артиллерийскими снарядами и много другого снаряжения, и все это свидетельствовало о приближающихся баталиях. Была ли хоть какая-нибудь надежда отыскать его, если он не возвратится? Не отправился ли он уже на поле боя? И есть ли шанс встретить его в этой толпе, если она покинет гостиницу?
Ну почему она так долго не выезжала? Почему не следила более внимательно за происходящими событиями? Почему столь обольщалась надеждой на мир, находясь в тиши своего дома?
Не желая более смотреть на вселяющие страх свидетельства приближающейся войны за окнами, Жоржи села в кресло и попробовала более спокойно оценить ситуацию. Однако она была не в силах заставить себя собраться с мыслями, снова вскочила на ноги и стала ходить по комнате, чувствуя, как все более возрастают ее тревога и отчаяние. Что, если она вообще никогда его больше не увидит?
Жоржи уже была готова разрыдаться, когда открылась дверь и вошел ординарец Симона. Он с улыбкой поприветствовал ее и тут же развеял ее страхи. Уже один его безмятежный тон успокаивал. Симон уехал к горе Сен-Жан, но должен вернуться вечером и успеть на бал к герцогине Ричмонд.
— Слава Богу! — воскликнула Жоржи и разразилась слезами.
Моррис стал ее успокаивать, предложил чай и усадил ее в кресло.
— Маркиз вернется очень скоро, миледи. С минуты на минуту, уверяю вас: А я тем временем приготовлю для вас хорошего чаю.
— Спасибо, Моррис, — пробормотала Жоржи, смахивая слезы кончиками пальцев, и даже сумела улыбнуться при мысли о том, что англичане считают чай панацеей от всех бед. Только англичанин может как о благе думать о чашке горячего чая в жару и зной. — Прости меня за эти слезы, но я вдруг испугалась, что могу потерять маркиза.
— Ничего страшного, миледи. Теперь, когда вы сюда приехали, все будет в порядке. Маркиз страшно скучал по вас, миледи.
Благодарно улыбнувшись Моррису, она сказала:
— В таком случае я рада, что приехала сюда. Я не была уверена, что у него есть время думать обо мне при его многочисленных заботах и обязанностях.
— Думал он, думал, — снова подтвердил ординарец. — Не было ни одного дня, чтобы его светлость не вспоминал о вас.
А спустя несколько минут Жоржи услышала знакомые шаги в коридоре и бросилась к двери.
Дверь распахнулась, Симон появился на пороге и, помедлив лишь секунду, с широкой улыбкой заключил ее в объятия.
— Наконец-то, — пробормотал он, крепко прижимая ее к груди.
— Границу неожиданно закрыли. — Она подняла на него полные слез глаза.
— Я знаю. Я уже потерял надежду на то, что увижу тебя.
— Я тебе писала.
— До меня дошли два твоих письма.
— Только два? Твои пришли все.
Это объяснялось связями с Талейраном, но Симон не стал об этом распространяться и лишь сказал:
— Почта работала из рук вон плохо эти недели. Но сейчас ты здесь, и это самое главное.
— Несмотря на неспокойную обстановку в Лионе. Я не могла больше ждать.
— Наполеон уже здесь.
Глаза Жоржи расширились от страха.
— Когда ты должен уезжать?
— Как только мы поженимся. — Обнимая Жоржи за талию, Симон слегка отодвинулся и, окинув взглядом ее фигуру, обнаружил небольшие, но явные изменения. — Тебе следовало бы заранее сказать о ребенке. Я бы кого-нибудь послал за тобой.
— Сначала я не могла ехать. Все думала, что войны удастся избежать. Но когда стало ясно, что Наполеон направляется на север, я приехала, чтобы сказать тебе об этом.
— Я очень рад, и не просто рад… хотя мне кажется, что я всегда знал.
