— Прямо прорицатель и волшебник, — поддразнила она Симона.
— Есть немного, — улыбнулся Симон, хотя всегда считал себя исключительно практичным человеком. Оглянувшись, он позвал Морриса, который незаметно удалился в соседнюю комнату после появления Симона, и, когда ординарец возник на пороге, сказал: — Найди священника, который бы нас обвенчал, и отнеси сообщение Веллингтону. В разрешении я не нуждаюсь, но это знак вежливости.
— Ты меня очень беспокоишь такой спешкой, — пожаловалась Жоржи, когда Моррис ушел.
— Мне очень не хотелось бы беспокоить и тревожить тебя, душа моя, но я уезжаю через час.
— Так скоро? — ахнула Жоржи. — Моррис говорил, что сегодня ты собираешься на бал у герцогини.
— Планы изменились. Я должен доставить послания Веллингтона.
— И когда ты вернешься? — В ее голосе послышалась паника.
— Завтра. Вероятно, завтра.
Накануне произошло сражение в Катр-Бра с неясным исходом, можно лишь отметить, что войска Веллингтона ощутимых потерь не понесли. Зато к югу от Линьи прусская армия под началом Блюхера, располагая более мощными, чем у Веллингтона, силами, вошла в столкновение с правым крылом армии Наполеона, потерпела поражение и была вынуждена откатиться к северу. Союзные войска в настоящее время отступили, Веллингтон направил им подкрепление в район Ватерлоо. Симон, как и другие личные адъютанты командующего, должен был этой ночью доставить письменный приказ полевым командирам: остановиться и дать бой.
— А тем временем, — продолжил Симон, — сразу после нашего венчания я хочу отправить тебя в безопасный Антверпен. Тебя отвезет туда Моррис.
— Я не хочу туда ехать. Позволь мне остаться здесь.
— Наполеон слишком близок к Брюсселю.
— И он может одержать победу?
— Нет, он ее не одержит, — твердо возразил Симон. — Но я не хочу, чтобы ты пострадала от какого-нибудь случайного артиллерийского снаряда. Все женщины и дети уезжают в Антверпен.
— А если я откажусь? Я только увидела тебя — и вот…
— Я скоро вернусь — завтра или, самое позднее, послезавтра. — Симон знал, что сражение закончится завтра к ночи. Ни одна армия не сможет выдержать более длительное противостояние. Блюхер отступил, обе армии измотаны после двух дней переходов и боев, ни у одной нет резервов, которые можно было бы дополнительно ввести в решающий момент в бой. — Подожди меня в Антверпене, душа моя. Прошу тебя. Поверь, у меня нет времени для споров.
Жоржи увидела морщинки усталости на его лице и поняла, что сейчас все его мысли заняты войной.
— Ну, если ты так хочешь, — уклончиво ответила она.
— Спасибо. — Симон притянул ее к себе. — Я должен знать, что ты в безопасности в мое отсутствие, что в безопасности наш ребенок.
— Наверное, мне нужно было приехать пораньше, и тогда у нас было бы время…
— Ты сейчас здесь, и я доволен. — Он испытывал глубокое удовлетворение и одновременно боялся встревожить ее. Подумать только: случись все часом позже — и он не узнал бы о своем ребенке, а возможно, не смог бы жениться на Жоржи! — Посиди со мной, душа моя, пока я напишу для Морриса несколько приказов.
Он подвел Жоржи к стулу, а сам сел за письменный стол красного дерева и, время от времени ей улыбаясь, сделал несколько дополнительных распоряжений к завещанию. Он оставлял все свои владения, состояние и титулы своей молодой жене и неродившемуся ребенку.
Моррис вернулся со священником и свидетелями настолько быстро, что Симон не успел закончить письмо к своей сестре, в котором он представлял ей новую жену и объяснял причину внезапного бракосочетания. Оборвав письмо, он запечатал свою корреспонденцию, передал все Моррису и, поднявшись из-за стола, с галантным поклоном предложил руку Жоржи.
— Прошу тебя, стань моей женой и сделай меня счастли-вейшим человеком в мире.
— С радостью, — проговорила с улыбкой и со слезами на глазах Жоржи. И в этот момент она напрочь забыла обо всех пережитых ею страданиях.
Венчание длилось недолго — над Симоном довлела необходимость срочно доставить приказы Веллингтона; каждая минута была на счету. Когда короткая церемония завершилась, все необходимые бумаги были подписаны, произнесены поздравления, Симон всех выпроводил, чтобы хоть несколько минут побыть наедине с Жоржи до своего отъезда.
— Я постараюсь не плакать, — пообещала она, глядя на Симона, пока он шел к ней через комнату, звеня шпорами, которые красноречиво напоминали о том, что ее муж отправляется на войну.
— Я тоже, — с улыбкой сказал он. — Хотя не каждый день я уезжаю от жены и неродившегося ребенка. — Он обнял ее и привлек к себе, стараясь запомнить, как она выглядит, как пахнет, какая она на ощупь и на вкус.
— Ты уедешь ненадолго, — с надеждой сказала Жоржи.
— Конечно же, ненадолго. — Он хотел надеяться, что судьба будет к нему милостива завтра, однако понимал степень риска. — Держись Морриса. У него все необходимые бумаги, деньги, инструкции. Положись во всем на него.
Жоржи кивнула, не желая открыто врать. Однако она отнюдь не собиралась покидать Брюссель, поскольку это ближе к Симону.
— Тебе что-нибудь нужно сейчас?
— Чтобы твое тело находилось рядом с моим, — улыбнулась она.
— Дай мне несколько часов, — пробормотал он и, наклонившись, поцеловал ее в губы, — и твое желание исполнится.
— Мы будем ждать.
— Мне приятно это слышать — мы. — Симон вскинул черные брови и с удовольствием сказал: — Придумай в мое отсутствие несколько имен.
— Когда ты вернешься. — Эти слова прозвучали как молитва.
— Когда я вернусь, — согласно повторил он. На сей раз его поцелуй был прощальным — в нем ощущалась горчинка. А когда Симон оторвал губы от ее рта и посмотрел на Жоржи, в его взгляде на момент отразилась тоска. — Помни меня, — шепотом сказал он и, резко повернувшись, зашагал прочь.
— Буду помнить каждое твое слово, каждое прикосновение, каждый поцелуй, — прошептала она, глядя на удаляющегося Симона.
Он не оглянулся. Дверь с легким щелчком, захлопнулась за ним.
Моррис нашел Жоржи неподвижно стоящей посреди комнаты, словно уход Симона поверг ее в оцепенение. Ординарец подошел к ней, опасаясь, как бы с ней не случилась истерика.
— Нам нужно ехать, миледи, — негромко сказал он.
И в тот же момент она словно вдруг ожила.
— Я никуда не поеду, Моррис. Прошу тебя, не пакуй мои вещи.
— Маркиз хочет, чтобы вы уехали в Антверпен, миледи, — осторожно проговорил Моррис.
— Маркиз уехал. Ты можешь ехать в Антверпен, Моррис, если хочешь. Я остаюсь в Брюсселе до возвращения моего мужа.
— Вы уверены, миледи? Маркиз был совершенно…
Жоржи бросила на него такой взгляд, что он замолчал на полуслове.
