Отличный коричневый костюм английского покроя с едва
заметными зелеными и золотыми искрами на ткани — купленный в местном магазине
костюм Грэйла не выдерживал тут никакого сравнения. Тонкий кейс из настоящей
кожи, окантованный хромированной сталью. Безупречная улыбка с множеством
золотых зубов — от такой улыбки женщины в роли присяжных заседателей тают, как
масло на теплой сковородке. Рукопожатие по высшему разряду — твердое,
доброжелательное, долгое.
— Мистер Грэйл, я уже давно хотел с вами встретиться.
— Всегда рад видеть родителей, интересующихся школьными делами,
— сказал Грэйл, сухо улыбнувшись. — Именно поэтому у нас каждый октябрь
проводится день открытых дверей.
— Да, верно, — улыбнулся в ответ Харгенсен, — но я полагаю,
вы человек занятой, и мне тоже нужно через сорок пять минут появиться в суде.
Может быть, мы сразу приступим к делу?
— Разумеется, — Грэйл запустил руку в коробку и принялся
увечить первую скрепку. — Насколько я понимаю, вы здесь по поводу
дисциплинарного взыскания, наложенного на вашу дочь Кристину. Должен сообщить
вам сразу, что школьная политика в отношении подобных случаев определена уже
давно, и, как человек, преследующий торжество справедливости, вы сами должны
понимать, что какие-либо исключения здесь едва ли возможны или…
Харгенсен нетерпеливо махнул рукой.
— Очевидно, вы заблуждаетесь, мистер Грэйл. Я явился сюда по
поводу грубого обращения с моей дочерью со стороны вашего преподавателя
физкультуры, мисс Роды Дежардин. И кроме того, я боюсь, имело место оскорбление
словом. Как я понимаю, мисс Дежардин употребила по отношению к моей дочери
слово «дерьмовый».
Грэйл незаметно вздохнул.
— Мисс Дежардин объявлен выговор.
Улыбка Джона Харгенсена похолодела градусов на тридцать.
— Боюсь, выговора здесь недостаточно. Насколько я понимаю,
молодая э-э-э… леди преподает первый год?
— Да. И нас ее работа вполне удовлетворяет.
— Очевидно, вас тогда удовлетворяет также, что она швыряет
учениц о металлические шкафы и ругается в их присутствии, как матрос?
Грэйл перешел к нападению:
— Как адвокату, вам должно быть известно, что в этом штате
за школой признается право действовать in loco parentis, то есть в часы
школьных занятий мы не только несем за учеников полную ответственность, но и
обретаем всю полноту родительских прав. Если вы не знакомы с прецедентами, могу
порекомендовать вам «Школьный округ Монондок против Крейнпула» или…
— Я знаком с этой концепцией, перебил его Харгенсен. — И мне
также известно, что ни дело Крейнпула, на которое школьные администраторы так
любят ссылаться, ни дело Фрика даже отдаленно не связаны с оскорблением
действием и словом. Однако существует дело! Школьный округ номер 4 против
Дэвида». Вы о нем слышали?
Разумеется, Грэйл слышал. Заместителем директора средней
школы в округе номер 4 был в свое время Джордж Крамер, и раньше они часто
встречались вечерами за покерным столом. Теперь Джордж почти что не играл в
покер. Теперь он работал в страховой компании, а случилось это из-за того, что
он решил остричь ученику, по его мнению, слишком длинные волосы. По решению
суда, школьный округ выплатил пострадавшему семь тысяч долларов — примерно по
тысяче за каждый взмах ножницами.
Грэйл принялся за вторую скрепку.
— Давайте не будем, однако, цитировать друг другу
прецеденты, мистер Грэйл. Мы оба — занятые люди. Мне не нужны лишние хлопоты и
лишние склоки. Сейчас моя дочь дома и останется дома в понедельник и во
вторник. Таким образом ее трехдневное отстранение от занятий заканчивается. Тут
я согласен с наказанием. — Снова властный, не допускающий пререканий взмах
руки.
(взять фидо молодец вот тебе вкусная косточка)
— Теперь о том, чего я хочу, — продолжил Харгенсен. —
Во-первых, билет на выпускной бал для моей дочери. Выпускной вечер — важное
событие для девушки, и Крис очень переживает. Во-вторых, никакого продления
контракта для этой мисс Дежардин. Здесь я вынужден настаивать. Полагаю, что,
подав на администрацию школы в суд, я добьюсь и ее отстранения, и довольно
значительной суммы в возмещение ущерба. Однако мне не хотелось бы подобного
развития событий.
— Другими словами, если я не соглашусь с вашими
требованиями, единственная альтернатива — суд?
— Насколько я знаком с процедурами, сначала состоится слушание
в Комитете по образованию, а затем, да, суд. Вам от этого одни только
неприятности.
Еще одна скрепка.
— По обвинению в оскорблении действием и словом, так?
— В общем, так.
— Мистер Харгенсен, а вам известно, что ваша дочь и еще с
десяток ее сверстниц бросались гигиеническими пакетами в девушку, у которой
начались ее первые месячные? Причем девушка думала в этот момент, что истекает
кровью и вот-вот умрет.
Харгенсен чуть заметно нахмурился, словно прислушиваясь к
чьему-то голосу в дальней комнате.
— Я не думаю, что это имеет отношение к делу. Я говорю о
действиях со стороны…
— Не важно, — сказал Грэйл. — Я знаю, о чем вы говорите.
Однако эту девушку, Кэриетту Уайт, обзывали «бестолочью» и «пудингом»,
советовали ей «заткнуть течь» и унижали различными неприличными жестами. На
этой неделе она вообще не приходила в школу. Как, по-вашему, это не напоминает
оскорбление действием и словом? По-моему, так очень.
— Я не намерен сидеть здесь и выслушивать эти
полудостоверные заявления или ваши банальные директорские лекции, мистер Грэйл.
Я достаточно хорошо знаю свою дочь, чтобы…
— Да? — Грэйл достал из корзины для входящих документов
рядом с блокнотом стопку розовых карточек и швырнул их на стол. — Я думаю, вы
совсем не знаете свою дочь — такой, какой она выглядит на этих карточках. Если
бы вы знали ее настолько хорошо, то давно поняли бы, что ее нужно как следует
выпороть. И чем раньше, тем лучше — пока она не совершила в отношении кого-то
более серьезного проступка.
— Вы…
— Четыре года в Ювинской школе, — перебил его Грэйл. —
Выпуск в июне семьдесят девятого, то есть в следующем месяце. Максимальный
коэффициент умственного развития — 140. Средний же — всего 83. Тем не менее,
как я вижу, она была принята в колледж Оберлин. Видимо, кто-то — возможно, вы,
мистер Харгенсен — попросту воспользовался своими связями. Семьдесят четыре
раза вашей дочери назначалось наказание в виде дополнительных занятий. И в
двадцати случаях — за издевательство над ученицами, которым и без того в школе
приходится несладко. Над теми, кого она и ее банда называют «никчемными
дурами». Они, очевидна, полагают, что это очень забавно. Пятьдесят одно из этих
дополнительных занятий Кристина прогуляла. В Чемберленской начальной школе ее
отстранили от занятий за то, что она подложила ученице в туфель запал от
шутихи. На карточке сказано, что эта «невинная шуточка» едва не стоила девочке
по имени Ирма Своун двух пальцев ноги. Насколько я понимаю, у Ирмы была «заячья
губа»… Я ведь о вашей дочери говорю, мистер Харгенсен. Что-нибудь вам это
подсказывает?
