Маргарет ее тогда чуть не убила. Помешал Ральф.
А зря…
Маргарет Уайт остановилась посреди гостиной. Христос смотрел
на нее с распятья измученным, укоризненным взглядом. Тикали часы с кукушкой.
Было десять минут девятого.
Она чувствовала, буквально чувствовала, как проникает в
Кэрри Дьявольская Сила. Обволакивает, поднимает, тянет словно маленькие
зловредные пальцы. Когда дочери исполнилось три года, Маргарет вновь
вознамерилась исполнить свой долг — она поймала ее, когда та греховно
разглядывала эту шлюху, невесту Дьявола из соседнего двора. Но затем обрушились
с неба камни, и она отступила. А потом четырнадцать лет спустя сила вернулась.
Господь не прощает отступничества.
Сначала кровь, затем сила,
(начертай свое имя начертай его кровью)
теперь это парень и танцы, а после он повезет ее в
придорожный бордель или на автостоянку, затащит на заднее сиденье и…
Кровь, новая кровь. Всегда корень зла — кровь, и только
кровь может принести искупление.
Маргарет Уайт была крупной женщиной с большими крепкими
руками, но на удивление маленькой головой, венчающей сильную, жилистую шею.
Красивое некогда лицо. Даже и сейчас еще, можно сказать, красивое, только
теперь оно постоянно хранило выражение какой-то дикой одержимости. И глаза —
бегающие, беспокойные. Годы беспощадно углубили морщины у суровой, но, как ни
странно, безвольной складки рта. Волосы всего год назад черные, теперь почти
совсем побелели…
Единственный способ искоренить грех, истинный черный грех,
это утопить его в крови
(принести ее в жертву)
раскаявшегося сердца. Конечно же, Господь понимает это и
потому указал перстом на нее. И разве сам Господь не велел Аврааму отвести сына
Исаака на гору?
Маргарет прошаркала в своих старых растоптанных шлепанцах на
кухню, выдвинула ящик стола и достала нож, которым они разделывали мясо, —
длинный, острый, истончившийся посередине от того, что его постоянно точили.
Она села на высокий стул у разделочного стола, нащупала рукой брусок в
алюминиевой мисочке и принялась возить им по сверкающему краю лезвия с тупой
целеустремленностью проклятой души.
Часы с кукушкой тикали и тикали; наконец птица выскочила и
прокуковала один раз, объявляя восемь тридцать.
Почему-то Маргарет Уайт казалось, что она чувствует во рту
привкус маслин.
ВЫПУСКНОЙ КЛАСС ОБЪЯВЛЯЕТ ВЕСЕННИЙ БАЛ-79
27 мая 1979
Музыка в исполнении «Билли Босман Бэнд» и
«Джози-энд-Мунглос»
ПРОГРАММА
«КАБАРЕ» — жонглирует Сандра Стенчфилд.
«500 миль», «Лимонное дерево», «Мистер Тамбурин» — народные
песни в исполнении Джона Свитена и Маурин Кован.
«Улица, где ты живешь», А дождь все льет» — в исполнении
хора Ювинской школы.
«Мост над бурными водами»
От администрации присутствуют:
Мистер Стивенс, мисс Гир, мистер и миссис Лаблин, мисс
Дежардин.
Коронация — в 22.00
Помни, это ТВОЙ выпускной бал — сделай все, чтобы он
запомнился!
Когда Томми пригласил ее танцевать в третий раз, Кэрри
пришлось признаться, что она не умеет. Но она не стала добавлять, что теперь,
когда сцену на полчаса заняла рок-группа, ей просто стыдно вертеться и прыгать
в центре зала.
(грех)
Да, грех.
Томми кивнул, затем улыбнулся и, наклонившись к ней, сказал,
что и сам не выносит танцы. Может быть, она хочет пройтись и посетить
кого-нибудь за другими столиками? У Кэрри перехватило дыхание от волнения, но
она кивнула. Очень хорошо. Он проявляет внимание к ней, и ей следует делать по
отношению к нему то же самое, даже если Томми этого не ждет, — таковы правила
игры. Кэрри чувствовала, как ее окутывает очарование вечера, и только
надеялась, что никто вдруг не подставит ей ножку, не прилепит на спину записку
типа «дай мне под зад», не плеснет в лицо водой под общий хохот и улюлюканье.
Да, очарование — только не божественное, а, скорее,
языческое.
— Кэрри? — раздался рядом неуверенный голос.
Томми отправился за пуншем, и она так увлеклась, разглядывая
рок-группу, танцующих в зале и другие столики, что даже не заметила, как к ней
подошли.
Кэрри обернулась и увидела мисс Дежардин.
Несколько секунд они просто смотрели друг на друга, и между
ними словно металось туда-сюда одно и то же воспоминание,
(она видела меня видела меня голой плачущей в крови)
связавшее их без слов и сознательных усилий мысли — только
одними глазами.
Наконец Кэрри сказала застенчиво:
— Вы очень славно выглядите, мисс Дежардин.
Ее мерцающее серебристое платье идеально подходило к светлым
волосам, уложенным в высокую прическу. На шее висел простенький кулон.
Выглядела она, помимо всего прочего, еще и очень молодо, настолько молодо, что
ей самой бы в пору танцевать, а не следить на балу за порядком.
— Спасибо. — Она постояла в нерешительности, затем
дотронулась ладонью в кружевной перчатке до руки Кэрри. — Ты сегодня очень
красива. — В каждом слове, казалось, был заложен какой-то особый смысл.
Кэрри почувствовала, что снова краснеет, и опустила взгляд.
— Я вам, честное слово, признательна. Я знаю, что это не
так… на самом деле… но все равно, спасибо.
— Это правда, — добавила мисс Дежардин. — И я хотела
сказать, Кэрри… все, что было в прошлом… это все забыто.
— Я не могу ничего забыть, — ответила Кэрри, поднимая глаза.
Здесь вроде бы требовались другие слова — «Я никого больше ни в чем не виню», —
но она вовремя остановилась. Сказать так — значит солгать. Она по-прежнему не
могла простить им всем того, как поступали с ней раньше, и наверно, никогда не
простит, однако ей не хотелось ни говорить сейчас об этом, ни лгать. — Но все
теперь в прошлом. Все в прошлом.
Мисс Дежардин улыбнулась, и в ее глазах, словно живые искры,
забегали отражения мягких огней зала. Она перевела взгляд на танцующих, и Кэрри
посмотрела туда же.
— До сих пор помню свой выпускной бал, — тихо сказала мисс
Дежардин. — Парень, который меня пригласил, был ниже меня на два дюйма, потому
что я была на каблуках. Цветы, что он мне подарил, совсем не шли к платью.
Выхлопная труба в его машине сломалась, и мотор… ну, в общем, треск стоял
жуткий. Но мне все равно казалось, что это сплошное волшебство — я даже не
знаю, почему. У меня ни разу больше не было такого свидания… — Она посмотрела
на Кэрри. — Наверное, тебе тоже так кажется?
