Нож соскользнул с точильного камня и полоснул по левой
ладони у основания большого пальца.
Маргарет Уайт посмотрела на порез. Из полураскрытых губ раны
медленно сочилась на ладонь густая кровь и, стекая, падала крупными каплями на
вытертый линолеум кухни. Славно. Очень славно. Сталь отведала плоти и выпустила
кровь. Маргарет не стала бинтовать руку, а, наклонив ладонь, пустила ручеек
крови на лезвие. Блеск отточенной кромки погас, и она снова принялась возить
ножом по точилу, не обращая внимания, что капли крови падают ей на платье.
Вспомнилось:
«Если же правый глаз соблазняет тебя, вырви его и брось от
себя».
Суровая заповедь, но благостная и справедливая. Как раз для
тех, кто торчит по вечерам в дверях отелей, дающих приют на одну ночь, или кто
шатается по кустам за кегельбанами.
Вырви его
(и эта их мерзкая музыка)
Вырви
(девки задирают юбки пятна пота на белье пятна крови)
Вырви!
Часы с кукушкой начали бить десять часов.
(выпустить ей кишки прямо на пол)
Вырви его и брось от себя.
* * *
Платье было готово, но больше ничего делать не хотелось — ни
смотреть телевизор, ни читать, ни звонить Нэнси. Оставалось лишь сидеть на
диване и глядеть в темный прямоугольник кухонного окна, чувствуя, как зреет в
душе непонятный страх — словно в мире вот-вот должно народиться что-то жуткое и
безобразное.
Сью вздохнула и в задумчивости обхватила плечи руками, будто
пытаясь согреться. Руки и в самом деле казались холодными, как лед, пальцы
покалывало. Часы показывали двенадцать минут одиннадцатого, и не было никаких
причин, абсолютно никаких, думать, что приближается конец света.
Стопки на этот раз получились потолще, но все равно
выглядели примерно одинаково. Для уверенности их пересчитали. Затем Вик Муни
снова подошел к микрофону. Он выдержал паузу, наслаждаясь напряженным ожиданием
в зале, а затем объявил совсем просто:
— Томми и Кэрри победили с преимуществом в один голос.
Секунда тишины, потом зал взорвался аплодисментами, хотя
кое-кто хлопал, пожалуй, не совсем искренне. Кэрри судорожно вздохнула, и Томми
снова (но лишь на секунду) почувствовал пугающее головокружение,
(кэрри кэрри кэрри кэрри)
от чего вдруг исчезли куда-то все мысли, кроме имени и
образа этой странной девушки, которую он пригласил на бал. На мгновение его
охватил дикий страх.
Что-то, звякнув, упало на пол, и в то же мгновение свеча
между ними погасла.
Затем «Джози-энд-Мунглос» заиграли туш, больше похожий на
рок-н-ролл, и рядом с их столиком появились помощники мисс Гир (почти мгновенно
появились — все это, было тщательно отрепетировано под ее руководством и, как
утверждали злые языки, медлительных и неуклюжих помощников она просто съедала).
Томми вручили обернутый алюминиевой фольгой скипетр, Кэрри набросили на плечи
королевскую мантию с пышным воротником из собачьего меха, и парень с девушкой в
белых пиджаках повели их через центр зала к сцене. Музыка гремела. Все аплодировали.
Мисс Гир удовлетворенно сияла. Томми Росс ошарашено улыбался.
Их провели по ступеням на сцену и усадили на троны.
Аплодисменты стали еще громче, но насмешки в них уже не чувствовалось,
аплодировали искренне, сильно — это даже немного пугало. Кэрри с облегчением
опустилась на трон: все произошло слишком быстро, ноги у нее дрожали, и ей
вдруг начало казаться, что даже при таком относительно неглубоком вырезе на
платье грудь
(мерзостныеподушки)
у нее открыта очень сильно. От грома аплодисментов кружилась
голова, и какой-то частью сознания она по-прежнему верила, что все это сон и
что она вот-вот проснется — с ощущением потери и облегчения одновременно.
— Король и королева выпускного бала 1979 года — Томми РОСС и
Кэрри УАЙТ! — выкрикнул Вик в микрофон так громко, что за грохотом колонок
почти нельзя было разобрать слов.
Гром аплодисментов ширился и рос. Томми, которому оставалось
жить уже совсем немного, взял Кэрри за руку и улыбнулся ей, чувствуя, что Сюзи
все угадала верно. Кэрри, собравшись с силами, улыбнулась ему в ответ. Томми
(она была права и я люблю ее и эту кэрри тоже люблю она
красива все вышло отлично и я всех их люблю и этот свет этот свет в ее глазах)
и Кэрри
(я совсем их не вижу свет такой яркий я слышу их но не вижу
и я помню что было в душевой помню мамочка здесь так высоко я хочу вниз неужели
они сейчас засмеются и начнут бросать в меня чем попало показывать пальцем
визжать и смеяться я их не вижу совсем не вижу тут такой яркий свет)
и балка под потолком…
Неожиданно обе группы, экспромтом слив звучание рока и
духовых инструментов в единое целое, грянули школьный гимн. Все вскочили и, еще
аплодируя, запели.
Времени было семь минут одиннадцатого.
Билли присел, разминая колени. Крис Харгенсен стояла рядом,
нервничая все больше и больше. Руки ее беспокойно ощупывали швы на джинсах. Она
прикусила нижнюю губу и теребила ее, жевала, не замечая того и не в силах
остановиться.
— Думаешь, выбрали все-таки их? — тихо спросил Билли.
— Уверена, — ответила Крис. — Я подговорила кого надо… Что
они все хлопают? Что там в конце концов происходит?
— Убей меня Бог, крошка. Я…
Тут, нарушив покой майской ночи, неожиданно мощно грянул
школьный гимн. Крис испуганно выдохнула.
На знамени — красный и белый цвета-а-а-а…
— Ну, давай. Они уже на месте, — сказал Билли. Глаза его в
темноте чуть блестели. На губах играла загадочная полуулыбка.
Крис облизнула губы. Оба стояли и смотрели на висящий конец
веревки.
Школа Томаса Ювана, славься всегда-а-а…
— Заткнись, — произнесла Крис шепотом.
Ее била дрожь, и Билли подумалось, что еще никогда она не
выглядела так желанно и возбуждающе. Когда дело будет сделано, он ее так
отдерет, что все прежнее покажется ей детскими играми. Ну, будет ночка…
— Что, сдрейфила? — спросил он, наклоняясь к ее лицу. — Я за
тебя дергать не буду. По мне, так пусть эти ведра стоят там хоть до второго
пришествия.
Гордимся, что учимся именно здеее-е-есь…
Внезапно из ее горла вырвался странный придушенный звук — то
ли полувскрик, то ли полувздох — и она, вцепившись в веревку двумя руками,
дернула. В первое мгновение веревка пошла легко — Крис даже успела подумать,
что Билли ее разыграл и никаких ведер на том конце нет — затем она натянулась —
рывок, и веревка вырвалась обратно, оставив на ладони тонкий след ожога.
