Предисловие к «Словам пигмея»
«Слова пигмея» не всегда отражают мои мысли. Они лишь позволяют наблюдать за тем, как мысли меняются. Ползучее растение ветвится от одного корня, и к тому же дает еще множество побегов.
ЗВЕЗДЫ
Еще древние говорили: ничто не ново под луной. Но ничто не ново не только под луной. По утверждению астрономов требуется тридцать шесть тысяч лет, чтобы свет от созвездия Геркулеса дошел до нашей земли. Но даже и созвездие Геркулеса не может светить вечно. И однажды перестанет излучать прекрасный свет, превратившись в остывшую золу. Но смерть всегда несет в себе зародыш новой жизни. И то же созвездие Геркулеса, перестав излучать свет, в своих блужданиях по бескрайней Вселенной при благоприятном стечении обстоятельств превратится в туманность. И в ней будут рождаться новые звезды.
Да и само солнце не более, чем один из блуждающих огоньков во вселенной. А ведь оно прародитель нашей земли. Но то, что происходит на самом краю вселенной, там, где простирается Млечный путь, фактически ничем не отличается от того, что происходит на нашей грешной земле. Жизнь и смерть, подчиняясь законам движения, бесконечно сменяют друг друга. Думая об этом, невозможно не проникнуться некоторым сочувствием к бесчисленным звездам, разбросанным по небу. Мне даже кажется, что мерцание звезд выражает те же чувства, которые испытываем мы. Может быть, поэтому один из поэтов высказал такую истину:
Одна из звезд, песчинками усыпавших небо,
Посылает свет только мне.
Однако то, что звезды, подобно нам, совершают свое вечное движение, все-таки немного печально.
НОС
Существует знаменитое изречение Паскаля – нос Клеопатры: будь он покороче, облик земли стал бы иным. Однако влюбленные редко видят подлинную картину. Наоборот, однажды влюбившись, мы обретаем непревзойденную способность заниматься самообманом.
Антоний тоже не исключение – даже если бы нос Клеопатры был короче, он бы вряд ли это заметил. А если бы и заметил, нашел бы массу других достоинств, восполняющих этот недостаток. Что это за достоинства? Я убежден, на всем свете не существует женщины, обладающей столькими достоинствами, сколькими обладает ваша возлюбленная. Видимо, и Антоний, так же как мы, несомненно нашел бы в глазах ли, в губах ли Клеопатры более чем достаточную компенсацию. Кроме того, существует еще обычное: «Ее душа!» Действительно, женщина, которую мы любим, обладает изумительной душой – это было во все времена. Более того, ее одежда, и ее богатство, и ее социальное положение – все это тоже превращается в ее достоинства. Можно привести даже такие поразительные случаи, когда к числу достоинств причисляется факт или хотя бы слух, что в прошлом она была любима некоей выдающейся личностью. К тому же, разве не была Клеопатра последней египетской царицей, окутанной ослепительной роскошью и загадочностью? Кто бы обратил внимание на длину ее носа, когда она восседала в облаке курящихся благовоний, сверкая украшенной драгоценными камнями короной, с цветком лотоса в руке. Тем более, если смотрели на нее глазами Антония.
Подобный самообман не ограничивается любовью. Все мы, за редким исключением, по собственной воле перекрашиваем подлинную картину. Возьмем хотя бы табличку зубного врача – нам она бросается в глаза не столько потому, что существует, сколько потому, что нами движет желание ее увидеть, проще говоря – зубная боль. Разумеется, наша зубная боль никак не связана с мировой историей. Но подобный самообман присущ обычно и политикам, которые хотят знать чувства народа, и военным, которые хотят знать положение противника, и промышленникам, которые хотят знать конъюнктуру. Я не отрицаю, что существует рассудок, который должен корректировать наши чувства. Но в то же время признаю и существование «случайностей», управляющих всем, что совершает человек. Однако любая страсть легко забывает о разуме. «Случайность» – это, так сказать, воля богов. Следовательно, самообман – вечная сила, призванная направлять мировую историю.
Итак, более чем двухтысячелетняя история ни в малейшей степени не зависела от столь ничтожно малого, как нос Клеопатры. Она скорее зависит от нашей глупости, переполняющей мир. Смешно, но она действительно зависит от нашей торжествующей глупости.
МОРАЛЬ
Мораль – другое название удобства. Она сходна с «левосторонним движением».
Благодеяние, даруемое моралью, – экономия времени и труда. Вред, причиненный моралью, – полный паралич совести.
Те, кто бездумно отвергают мораль, – слабо разбираются в экономике. Те, кто бездумно склоняет голову перед нею, – либо трусы, либо бездельники.
Правящая нами мораль – феодальная мораль, отравленная капитализмом. Она приносит нам один вред и никаких благодеяний.
Сильные попирают мораль. Слабых мораль лелеет. Те, кого она гнетет, – обычно занимают среднюю позицию между сильными и слабыми.
Мораль – как правило, поношенное платье.
Совесть не появляется с возрастом, подобно нашей бороде. Чтобы обрести совесть, нужно определенное воспитание.
Более девяноста процентов людей лишены прирожденной совести.
Трагизм нашего положения в том, что, пока мы то ли по молодости, то ли по недостатку воспитания еще не смогли обрести совесть, нас уже обвиняют в бессовестности.
Комизм нашего положения в том, что после того, как то ли по молодости, то ли по недостатку воспитания нас обвинили в бессовестности, мы наконец обретаем совесть.
Совесть – серьезное увлечение.
Возможно, совесть рождает нравственность. Однако нравственность до сих пор еще никогда не родила то, что есть лучшее в совести.
Сама же совесть, как любое увлечение, имеет страстных поклонников. Эти поклонники в девяноста случаях из ста – умные аристократы или богачи.
ПРИСТРАСТИЯ
Как выдержанное вино, я люблю древнее эпикурейство. Нашими поступками руководят не добро и не зло. Только лишь наши пристрастия. Либо наши удовольствие и неудовольствие. Я в этом убежден.
В таком случае почему же мы, даже в пронизывающий холод, бросаемся в воду, увидев тонущего ребенка? Потому, что находим в спасении удовольствие. Какой же меркой можно измерить, что лучше: избежать неудовольствия от погружения в холодную воду или получить удовольствие от спасения ребенка? Меркой служит выбор большего удовольствия. Однако физическое удовольствие или неудовольствие и духовное удовольствие или неудовольствие мерятся разными мерками. Правда, удовольствие или неудовольствие не могут быть полностью несовместимы. Скорее они сливаются в нечто единое, подобно соленой и пресной воде. Действительно, разве не испытывают наивысшего удовольствия лишенные духовности аристократы из Киото и Осаки, наслаждаясь угрем с рисом и овощами, после того как отведали черепахового супа? Другой пример: факт, что холод или вода могут доставлять удовольствие, доказывает плавание в ледяной воде. Сомневающиеся в моих словах захотят объяснить это мазохизмом. А этот проклятый мазохизм – самое обычное стремление достичь удовольствия или неудовольствия, что на первый взгляд может показаться извращением. По моему убеждению, христианские святые, с радостью умерщлявшие свою плоть, с улыбкой шедшие на костер, в большинстве случаев были мазохистами.
