И его шепот кажется мне слишком горячим и каким-то липким. Он продолжает вещать что-то по поводу ситуации, моей готовности к ней и ожиданий, в воплощении которых везет не каждому. И я выпадаю из реальности на какие-то секунды, во время которых он продолжает меня наглаживать и шептать про то, что он знает то, чего не знаю я, спрашивать, насколько я готов к обновлению эмоций и свежей струе, и все в таком духе. И на его фразе: «Поверь, завтра это уже не будет казаться тебе чем-то особенным» — меня будто током бьет. Я встаю, фокусирую взгляд на этом чуваке, смотрю на его ухо с серьгой, в которое я пять минут назад кричал, и понимаю, что ухо правое. Вы понимаете? Он носит эту чертову серьгу в правом ухе! И я врубаюсь, что никакой он не добрый попутчик, вынесенный волной обстоятельств на мой остров. И мы с ним совсем не коллеги по борьбе с пустотой. И все наше так вовремя для меня возникшее взаимопонимание есть полный фальшак. И этот урод — просто обыкновенный педик, снимающий по клубам и кабакам мальчиков. И только такой пьяный и уколбашенныи идиот, как я, не смог этого сразу заметить. Вместо этого я повелся на все его базары про то, что судьба часто сталкивает духовно близких людей, незнакомых друг другу, в те моменты, когда они особенно в этом нуждаются, и про одиночество в большом городе, и про нашу любовь, которая никому не нужна, и так далее. И я просто раскаляюсь добела от этой неожиданно открывшейся мне правды, а еще более от того, что этот педик просто использовал мое разбитое состояние и необходимость поговорить по душам с кем угодно, кому не все равно.
И вот я прокручиваю все это в своей голове, стоя над ним, а он все время пытается схватить меня за руку и усадить обратно в кресло. И это его хватание меня еще больше бесит, и я довольно четко для своего состояния бью ему с правой руки в челюсть. Чувак откидывается в кресле, а я еще раз бью ему в лицо, попадая в нос. Бью с такой силой одержимого человека, что он опрокидывается назад вместе с креслом. Я забегаю за кресло, в полной уверенности, что он уже лежит навзничь, и нахожу его стоящим на коленях, с разбитым носом и смеющимся. У меня просто голову сносит от ярости, а этот — стоит на коленях, смеется мне в лицо и кричит:
— Ты не меня лупишь, придурок. Ты себя лупишь, понял? Ну, давай, ковбой, врежь еще раз этому педриле. Бей зеркало, брат, и не бойся порезать вены. У тебя все равно, кроме него, ничего нет. Твоя жизнь уже не нужна никому, даже тебе. Ты все просрал, хоть это ты понимаешь, идиот?
И я, уже не разбирая, куда я наношу удары, луплю его туда, куда достаю. В корпус, по голове, по рукам. А он катается по полу, ржет во всю глотку и кричит:
— Мало, мало. Еще давай. За каждый год, за каждую просранную минуту. Давай, чувачок. Когда устанешь, я оставлю тебе свой телефончик.
И в этой эйфории ярости я постепенно теряю силы. С каждым своим ударом, с каждым порывом его хохота, с каждой его фразой я понимаю, что мои удары не причиняют ему никакого вреда. Напротив, мне кажется, что он просто питается от этого остатками моей энергетики. И я начинаю слабеть, пока не получаю несколько быстрых ударов в корпус и нокаутирующий удар в лицо. Затем я падаю в руки подбежавшей охраны клуба…
Кто-то плеснул мне водой в лицо. Кто-то, кажется, местный промоутер Слава, вытирает мне нос платком. Я стою в коридоре перед выходом. Меня крепко держат за руки двое охранников. В начале коридора, перед выходом в зал, стоит этот педик, его успокаивает и отряхивает кто-то из администрации клуба, постоянно поправляя его пиджак и что-то объясняя ему. Судя по всему, этот чувак — достаточно ценный клиент, иначе с ним бы так не носились. А он стоит, снова приглаживает свои волосы и снова пялится на меня. Слава подталкивает меня к выходу, в то время как педик отстраняется от своего собеседника, подходит ко мне, на ходу вытирает двумя пальцами кровь, сочащуюся из носа, и проводит ими поочередно под глазами. Так, как это делали индейцы, нанося боевую раскраску на свое лицо. Я цепенею на месте, не в силах оторвать взгляд от его лица. И мне кажется, что я смотрю фильм, в котором столкнулись современные, образованные и не верящие в магию люди XXI века с темными силами культа вуду, который не подвластен никаким веяниям прогресса и со времен сотворения мира живет по своим собственным законам. И мне становится реально страшно, а этот чувак опять улыбается и говорит мне:
— Ну что, малыш? Теперь это твоя собственная война, да?
Охрана выталкивает меня из клуба, и до меня долетают лишь обрывки его последующей речи. Кажется, он говорит что-то про потерянных союзников, или мне это только слышится? Точно я не уверен. Хотя мне бы очень хотелось услышать это поточнее.
Я иду прочь от клуба, постепенно трезвею и обдумываю произошедшее. Меня все еще трясет от былой агрессивности ситуации, а в особенности от мысли, что я так и не понял, что именно хотел мне сказать тот гомик. Почему-то мне кажется, что он имел в виду что-то очень важное для меня лично. Теперь и не узнать. И мне обидно за то, что все так обернулось, с другой стороны, я полностью себя оправдываю, но на душе все же очень неуютно и несколько страшновато. Все это слишком похоже на какие-то херовые пророчества волхвов. Хотя никакой он не волхв, конечно, а просто гомик с разбитым носом. И, подумав это, я веселею, продолжаю свой путь гораздо более уверенной походкой и через какое-то время снова попадаю на Чистопрудный бульвар с той стороны, где находится метро «Чистые пруды».
Overture
Take me out tonight,
Because I want to see people
And I want to see light
The Smiths. «There is a light that never goes out»
Я просыпаюсь уже четвертый раз за ночь. Снится мне какая-то бессмыслица. Простыня и одеяло влажные до такой степени, как будто моя кровать находится в субтропиках. Я потею, ворочаюсь, комкаю подушки, пытаюсь считать до ста. В общем, предпринимаю все усилия для того, чтобы наконец уснуть сном праведника. В пятый раз мне это уже не удается. Я встаю и иду на кухню за сигаретой. Закурив, подхожу к окну и начинаю думать о том, что и прошлая ночь была такой же. Вдруг до меня доходит, что за три прошедших дня я спал в общей сложности не больше девяти часов. Если эти часы еще бы можно было назвать сном. Я очень устал. Устал до такой степени, что начинаю ощущать апатию ко всему уже с утра, только-только продрав глаза. Я успокаиваю себя тем, что все образуется, что это просто такой отвратительный период, что мне лишь необходимо уехать отдыхать и потом все снова будет хорошо. Уйдет усталость, раздраженность, неприятие окружающих и прочие признаки душевного нездоровья.
На часах семь утра, и мне нужно себя чем-то занять. Хотя бы до десяти. Там можно будет уехать из дома, с кем-то встретиться, позавтракать наконец. Голова у меня очень мутная от бессонницы, глаза болят, ломит виски, и я решаю пойти в душ, чтобы хоть как-то улучшить свое самочувствие. Я очень долго стою под струями горячей воды. Ловлю их ртом, подставляю под душ шею, имитирую массаж шейных позвонков. Все время под душем я мысленно прокручиваю прошедшие события. «Vogue Cafe», совещание в офисе, поездка в Питер, история с деньгами. А между всем этим — тусовки, вечеринки и вечериночки, клубы и рестораны, какие-то девочки и мальчики и т.д. И я себя ловлю на мысли, что посмотрел какое-то очень херовое кино. С ужасным сценарием и абсолютно лишенное смысла. Единственное мое желание — это сдать диск обратно в прокат и рассказать всем своим знакомым, чтобы они никогда его не смотрели. Остается только одна проблема: главный герой всей этой говносаги — Я. Это противно, омерзительно, жутко до дрожи в коленях. Но так оно и есть.
