…Я в беспамятстве добежал до метро, скатился по эскалатору, чуть не сбив кого-то с ног, ворвался в вагон, раздвинув двери локтями, будто этот поезд был последним. Мне нужно было доехать до «Молодежной» – одна пересадка, чуть меньше часа. За всю дорогу я так и не присел. Стоял перед дверьми с полустертой надписью «НЕ ПРИСЛОНЯТЬСЯ» и смотрел в темноту туннеля. Как в детстве – тогда мне казалось, так быстрее доедешь. На «Театральной» пулей пронесся по переходу на станцию «Площадь Революции», там опять поезд, предпоследний вагон. Я стоял и считал остановки: «Курская», «Арбатская», «Смоленская», «Киевская», «Парк Победы» …«Молодежная». Теперь быстро по лестнице наверх. С непривычки заболели ноги. Я взмок с головы до пят, то ли от усталости, то ли от нервов. Последняя ступенька, турникет, стеклянные двери, улица. «От метро до “Мола” – остановок семь на “маршрутке”, – подсказывает мне бабушка на остановке. – Минут двадцать». Ловлю потрепанную «Дэу», за рулем мужик предпенсионного возраста с настороженными глазами. Объявляет прайс – я не торгуюсь. Едем. Попадаем в небольшое затруднение при выезде на основную улицу, объезжаем раскорячившийся автобус, делаем поворот на светофоре, снова пробка. «Я очень тороплюсь!» Петляем какими-то помойками, проезжими дворами, мужик матерится, лавируя между припаркованными кое-как машинами. У меня начинает стучать в висках. Наконец снова выезжаем на магистраль. На горизонте появляется большая белая «коробка». «Молл»? Мужик кивает. Метров за восемьсот снова встаем. Я начинаю ерзать по сиденью. «Да не волнуйся ты так! – бросает водила. – Минуть через десять приедем». И, открыв окно, закуривает. В его распоряжении все время этой жизни. У меня больше ни минуты. Бросаю деньги на «торпеду» и выскакиваю на улицу. Бегу по тротуару, то и дело вскидывая глаза на «коробку». Между мной и коробкой метров триста, полоса препятствий, поросшая чахлыми кустами и редкими деревьями. Некое подобие сквера. Я пробегаю по скверу, как бегут все опаздывающие на свидание. Хотя как можно опоздать туда, где тебя не ждут? Ускоряюсь…
– Вы по какому вопросу? – насторожился администратор торгового зала, мужчина лет сорока пяти, похожий на состоятельного крота из мультфильма «Дюймовочка». Тот же принюхивающийся нос, бочкообразное тело, очки в тонкой, почти незаметной оправе.
– Я с почты. По посылке вашей есть вопросы, – глядя мимо, объяснил я цель своего визита. – Свиридова указана как контактное лицо.
Администратор кивнул и сообщил, что Анну Свиридову можно найти в отделе информации для покупателей, за стойкой «Новые продукты». В дальнем левом углу гипермаркета.
И я пошел мимо нескончаемых полок с макаронами, соками, баранками в прозрачных полиэтиленовых пакетах, мимо баррикад из баллонов с водой, батарей бутылок. Вынырнув где-то на уровне «Мясных деликатесов», я понял, что иду не туда. В висках стучит все сильнее. Поворот налево: шампуни и средства для волос, потом направо: бытовая химия. И вокруг – рекламные стойки с огромными слоганами, кричащие яркими красками картонные фигуры, жидкокристаллические экраны со сменяющими друг друга видеороликами, на которых ослепительные улыбки, кислотно-щелочной баланс, никогда не писающиеся дети, гигантские батоны сервелата. На каждом перекрестке, образованном стеллажами, – девочки в фирменных платьях, визгливо сообщающие: «Сегодня у нас дегустация!» И мне становится плохо. Мне кажется, все это специально подстроено для того, чтобы я не дошел до гребаной стойки «Новые продукты». Меня сбивают с пути, уводят лабиринтами полок, нарочно запутывают. И каждые пять секунд раздается оглушающий ритм и бравурный голос сообщает, что акция «Удар по ценам» уже началась…
Я продираюсь через весь этот потребительский ад и метрах в десяти вижу прозрачную стойку, за которой сидят три девушки. Замедляю шаг. Всматриваюсь. Не могу поверить, слишком похожа. Подхожу ближе. Я чувствую, как внутри все замирает и поджимается к точке солнечного сплетения. Я прикрываю на секунду глаза, чтобы взять себя в руки, и делаю шаг.
– Я тебя нашел, – говорю я одними губами.
Аня вскидывает на меня глаза, ее зрачки моментально сужаются, руки начинают механически передвигать по столу бумаги, карандаши, комкать желтые листочки Post-it, наконец она отвечает, так же тихо, но уже опустив голову:
– Зачем?
– Потому что я люблю тебя. – Мой голос дрожит, ладони потеют, и отчаянно хочется опереться о стойку.
– Я не могу. – Аня смотрит по сторонам, на своих коллег, увлеченных беседой. – Я не могу… у нас не получится сейчас поговорить.
– Давай уйдем отсюда! – Я тянусь к ней, но она отдергивает руку. – Выйдем на улицу, в кафе, в парк, куда угодно.
– Через сорок минут у меня технический перерыв. – Она смотрит на меня в упор. – На втором этаже в кафе. У меня будет полчаса.
– В… кафе? – Мне становится плохо. Я еле удерживаю себя от того, чтобы взять ее за руку, вытащить из-за стойки и увести. – Сорок минут?!
Она молча кивает.
Я смотрю на нее в надежде, что она говорит всю эту ерунду для отвода глаз, чтобы не слышали коллеги и прочее, но вдруг начинаю что-то понимать. Мне остается только развернуться и на ватных ногах поплестись прочь, к выходу, чтобы провести следующие сорок минут на лавочке в парке, прикуривая одну от другой и пытаясь прогнать назойливую мысль о том, что она не придет. Не придет. Убежит с работы, может, уже убежала. Она не хочет меня видеть.
Но чудо происходит. Ровно через сорок минут она подходит к столику, за который я переместился с лавочки. Отказывается от кофе, ограничившись водой, которую пьет маленькими глотками, внимательно изучая меня. И мне неловко от этого взгляда, я пытаюсь понять, что во мне так изменилось или что так изменилось в ней. Я не понимаю, с чего начать, я все уже сказал там, внизу. По-моему этого достаточно, но, видимо, не для нее и не на этот раз. У меня пересохло во рту, но я все же нахожу в себе силы разлепить губы и сказать:
– Что-то не так?
– Зачем ты пришел?
– А здесь можно курить? – не нахожу я более глупого вопроса.
– Можно, – ответила она, отвернувшись. – Тебе идет борода.
– Это еще с «Фильтра».
– Откуда? – Аня непонимающе прищурилась.
– «Блок-фильтр», что-то среднее между КПЗ и корпоративной тюрьмой. Туда сажали всех участников забастовки.
– Ты долго там был?
– Сорок пять дней. Сорок пять дней без тебя.
– А твой друг?
– Загорецкий? Не знаю. Какое это имеет значение?
– Как ты? Вас же, я слышала, никуда не принимают?
– На почте работаю. Что-то среднее между грузчиком и упаковщиком. Я сегодня утром увидел коробку с твоим адресом, представляешь? Совершенно случайно… после всех этих месяцев… Я пришел за тобой, Аня! – Я потянулся через стол и взял ее за руку, в этот раз она не вырывалась. – Я искал тебя все это время. Я ходил по улицам, бывал в наших любимых местах, в твоей старой квартире. Тебя нигде не было… нигде не было…
– Зачем, Саша? Зачем, зачем это все… теперь? – тихо проговорила она. – В ту ночь меня не надо было искать, ты помнишь?
