– Ну, ты как сама-то, в смысле почему вот так живешь? Вроде девчонка молодая, интересная, не правильно ведь это, – начал диалог Михаил Филиппович, цепляя пельмень вилкой.
– А что говорить… – начала Снежанна, – парень погиб на учениях, а я замуж за него собиралась. На Украине работы нет, приехала в Москву, устроилась на фирму, там директор домогаться стал. Ушла. Встретила подругу с Донецка. Она вот посоветовала. Уже два месяца работаю. А жить-то надо? За квартиру заплати, ментам дай, мамке дай. Да еще домой отсылаю… двум младшеньким братьям и больной маме, – всплакнула Снежанна, опустив в пол глаза бляди с двухлетним стажем.
– Бедная ты моя… а я-то ведь тебе в отцы гожусь, – придвинулся ближе Филипыч и обхватил голову руками. – Что за жизнь-то у нас сучья такая стала! – вскрикнул он, и его плечи непроизвольно задергались. – Ты прости меня, дочка, не серчай, я вот тебе еще и денег дам, и фруктов всяких…
Снежанна поняла, что клиент, скорее всего, трахать ее больше не будет, и, обольстившись перспективой спокойной ночи, дополнительных бонусов и скорого отъезда домой, размазала афишной слезой тушь на лице и заголосила:
– А раз в месяц субботник, менты имеют во все щели, да еще и резиновые дубинки засовывают, да часто бандюганы приезжают, насилуют да бьют по-всякому. А тут еще взяли меня на той неделе двое да отвезли в часть военную. А там дембеля, человек двадцать хором, болела потом долго, а еще они об меня сигареты тушили. – Она резко отвернула рукав и продемонстрировала легкие рубцы на плече. – Живу как в тюрьме. Иногда жрать нечего, а у меня еще мама туберкулезом больна… Плохо совсем… Вы это… вы мне денег на машину домой дадите? – подняла заплаканное лицо Снежанна.
– Да что ж это такое! Да конечно, милая моя, страдалица. Молодая какая, а жизнь так бьет! Разве ж так должно быть-то? Да что ж ты мучаешься-то так! Помогу я тебе, девочка моя! – Филипыч зашел ей за спину, открыл ящик и начал что-то доставать оттуда.
«Денег даст», – пронеслось в голове Снежанны.
В тот же момент Владимир Филиппович накинул ей на шею гитарную струну и резко затянул.
Снежанна захрипела, вывалила язык и безжизненно свесила голову.
– Вот и все, милая моя. Вот и отмучилась. Чем так жить, лучше уж и… ну, в общем, сама понимаешь.
Ему сразу стало особенно легко и хорошо от осознания факта сделанного доброго дела. От осознания еще одной выполненной миссии по разрешению проблем, преследующих юных девушек. Притом преследующих совершенно незаслуженно.
Он выпил еще сто грамм, подтянул съехавшую резинку спортивных штанов и живенько набрал номер телефона:
– Колян? Футбол смотришь? Ну чо, как там наши спартачи, давят уже?
День Победы
Колька Ершов шел с праздничной демонстрации, посвященной Дню Победы. Погода выдалась отличная, по улицам ходили веселые дети, нарядные троллейбусы и красивые бабы. Солнце заставляло щурить глаза и кривить ебальник, отчего на душе было особенно радостно, и голова была наполнена такой приятной пустотой безделья и отсутствия мыслительного процесса. В общем, праздник на то и есть праздник, чтобы было хорошо.
Но при всей этой идиллии праздношатающимся Кольку назвать было нельзя, ибо шел он по делу. Навестить приболевшего другана Витьку Сухарева, узнать, как дела, поделиться новостями и планами на вечер.
Колька нес две бутылки водки, две банки сайры и хорошее настроение.
Дойдя до дома Витьки, он остановился перед подъездом и переложил водку из пакета во внутренние карманы пиджака, страхуясь от Витькиной мегеры-жены, которая проводит антиалкогольную кампанию в пределах отдельно взятой квартиры, а попросту ебет мозг и не дает людям отдыхать после работы.
Колька поднялся на этаж и позвонил. После третьего звонка дверь открыл слегка взлохмаченный Витька.
– Здарова, больной! Профсоюз направил меня к тебе, товарищ, чтобы поздравить от лица коллектива с Днем Победы над немецко-фашистскими захватчиками.
– Здарова, Коляныч, заходи, – сказал Витька.
Колян похлопал себя по карманам пиджака и скосил глаза в сторону кухни, как бы задавая вопрос: чо жена? Водку доставать, или как? Витька махнул рукой, что означало: нормально, сегодня можно.
– С праздничком вас, Мария Сергевна! – крикнул Колька в коридоре, снимая ботинки. Затем достал водку из карманов и вопросительно посмотрел на друга.
– Пошли, Колян, на кухню, выпьем, закусим. Моя там приготовила кой-чего.
На кухне уже сидела Машка, Витькина жена.
– Здрассссссте, – протяжно поздоровался Колян и, оценивающе поглядев на Машку, сел за стол.
Витька положил другу на тарелку картошку, брякнул туда же селедку и придвинул блюдце с хлебом. Колька начал разливать водку.
– Машке налить? – усмехнулся он.
– Не, не пьет она сегодня. В завязке! – заржал Витек.
Выпили по первой. Завели неспешный мужской разговор. Обсудили демонстрацию, заводские дела, мастера Егорова, суку, который нормы завышает. Потом перешли к началу чемпионата по футболу и неказистой игре «Спартака».
Выпили бутылку. Колька вспомнил, что надо друга и про здоровье спросить, а то неудобняк получается.
– А ты чо, Вить, приболел-то? Чо случилось?
– Да хуй знает, в цеху, наверно, продуло, позавчера пришел, водки ебнул и спать. А с утра голову не могу с подушки поднять. Моя кричит: опять, типа, похмелюга? А мне горло ножами режет.
– Врача вызывал?
– Ну да, пришла Макарова, участковая, сказала, типа, ангина или грипп, хуй его знает, таблеток каких-то выписала.
– Ну а сегодня как?
– Да вроде ничо. Першит слегонца, а так вроде с утра нормал. Жить можно.
– Я, Вить, к чему это говорю, сегодня в ДК концерт, да и салют вечером. Нет желания посмотреть?
– А хули? Давай сходим. А чо, билеты надо брать на концерт?
– Ну типа. Надо пораньше выйти, а то там народу щас будет до ебеной матери.
– Пошли тогда, хуль сидеть? Водку там допьем.
– Пошли.
Друзья прошли в коридор, оделись и вышли из квартиры.
– До свиданьица! – крикнул уже из-за двери воспитанный Колян. – Кстати, Вить, а чо ты с Машкой-то… ну это?
– Да ну ее нахуй! Сегодня раму чинил, которая от воды разбухла. Стою на подоконнике, а эта пизда как заорет: урод, сойди в ботинках с подоконника, следы грязные, типа, оставляешь! Я чуть в окно не ебнулся. Так она меня разозлила в тот момент, что пиздец. Ну я не сдержался, с подоконника спрыгнул и кааак ебанул ей стамеской в спину. Аккурат в сердце попал.
– Во бля!!!
– Ну вот, она и ебнулась. Я ее поднял и посадил на табаретку, чтоб, значит, к стене прислонить.
– Ну и правильно, гы-гы-гыг, хули ее в ванну, што ли, нести? Или в спальню? – заржал Колян.
