— А вы не спросили, почему он сам вас туда не отвел?
— Спросил. Долго мы с ним проговорили, на все вопросы
времени хватило. Он сказал, что место это плохое, ни умершим животным, ни
хозяевам добра не приносило. А тебе разве нынешний Пестрый нравится? —
спрашивает. И, верите ли, нет, Луис, так трудно мне было отвечать… Я все свои
чувства так подробно пересказываю, потому что — важно. Вы ведь тоже в один
прекрасный день спросите, зачем я вас с котом туда потащил, раз место плохое.
Ведь спросите?
Луис кивнул. Что-то заметит Элли, когда вернется? Этот
вопрос вертелся у него в голове все время, пока он играл в теннис со Стивом
Мастертоном.
— Может, поступил я так, чтоб дети поняли: иногда ??мерть
лучше жизни, — с натугой проговорил Джад. — Ваша Элли пока это не понимает, и,
думается мне, потому, что не понимает ее мать. Ну, теперь возразите, скажите,
что я не прав, и покончим с этим разговором.
Луис хотел было что-то сказать, но передумал.
А Джад продолжал говорить, теперь медленно, каждое слово
давалось с трудом, точно каждый шаг — по зыбучим пескам.
— На моем веку такое не раз повидал, по-моему, рассказывал,
как Лестер Морган там даже быка — Ханратти, ну и имечко! — похоронил. От язвы,
что ли, умер. Так Лестер особые полозья придумал, чтоб тащить. Уж и не
представляю, как он такую тушу через завал переправил. Было б желанье, как
говорится. А уж касательно нашего кладбища это сущая правда. И вернулся
Ханратти, да только через две недели пришлось Лестеру его пристрелить. Злой
стал бык, вроде как бешеный. Ни с одним такого не было. Кошки там, собаки…
делались чуть глупее… медлительнее… будто еще не отошли от смерти.
— Не отошли от смерти?
— Да. Именно. Будто очнулись, но еще не совсем в себе. А
дочке ничего не сказывайте. И про то, что кота машиной сбило, и про то, что он
вернулся. Нельзя ребенка ничему научить, если он сам не захочет. Хотя…
— Бывают и исключения, — подхватил Луис, но сказал он это
скорее себе, нежели Джаду.
— Бывают, — согласился Джад. — Может, Элли научится понимать
смерть, эту дверку, за которой кончается боль и начинаются добрые воспоминания.
Именно не жизнь кончается, а боль. Не говорите только ей, она до всего должна
дойти сама. И, случись, она в чем-то похожа на меня, будет любить своего кота и
впредь. Он ведь не укусит, не поцарапает — совсем безобидный. Она будет любить
его… но крепко задумается, а когда наконец он умрет, вздохнет с облегчением.
— Так вот зачем вы меня отвели туда. — Настроение у Луиса
поднялось. Многое объяснилось, пусть не на уровне логики и разума, а на уровне
чутья и инстинктов. Но он сейчас и этому рад. Значит, можно спокойно выбросить
из памяти зловещий блеск в глазах Джада, появившийся на мгновение. — Тогда
понятно…
Вдруг старик неожиданно закрыл лицо руками. У Луиса
мелькнула мысль: может, какой болезненный приступ? Он даже привстал, но сразу
же понял, что тот едва сдерживает рыдания — грудь и плечи заходили у него
ходуном.
— Понятно, да не совсем! — сдавленным голосом проговорил он.
— А повел я вас туда затем же, зачем Стенни меня, затем же, зачем Лестер Морган
— Линду Лавеск, чью собаку тоже машиной сбило. Ведь знал же, что его бык
взбесился и гоняется за ребятишками, так нет, ВСЕ РАВНО потащил Линду на это
кладбище. Ну что, Луис, вам и теперь все понятно?
— О чем вы, Джад? — тревожно спросил тот.
— И Лестер туда кого-то водил, и Стенни Б. И все по одной и
той же причине. Привораживает это место! Своей тайной привораживает, а тайну
хранить ох как трудно, охота с кем-либо поделиться, и начинаешь выискивать
благовидный предлог… — Джад отнял руки от лица. Измученный взгляд, вмиг до
неузнаваемости постаревшее лицо. — И в конце концов, тащишь кого-нибудь.
Конечно, причина будто бы самая что ни на есть благородная… Но ведь идешь туда
только потому, что мочи нет удержаться. Тянет, и все тут! Или нужно позарез!
Отец-то меня туда не водил, потому что и сам ни разу не был, только по слухам
об этом месте знал. А Стенни был… и меня отвел… и вот семьдесят лет прошло, и —
на тебе! — Он недовольно покачал головой, кашлянул в кулак. — Но, по правде
говоря, Луис, ведь только Лестеров бык стал хуже, а у Линды Лавеск собачонка
какой была, такой и осталась, ну, разве что почтальона разок тяпнула. Очень
редко кто из зверушек портился… Вот мой Пестрый отличным псом остался. Да,
землей весь пропах, сколько ни мой. А в остальном — отличный пес. И пусть мать
его с той поры ни разу не погладила, все равно — отличный! Но вам, Луис, и
слова поперек не скажу, вздумай вы сегодня кота жизни лишить… Понимаете, то
кладбище, как магнитом, притягивает… и вы начинаете придумывать самые-самые
благовидные предлоги… Впрочем, может, я и ошибаюсь. Может, и Лестер ошибался, и
Стенни. Я ведь тоже не Бог… но так заманчиво возвращать к жизни мертвых,
чувствовать себя всемогущим, почти что Богом.
Луис снова открыл было рот, но снова промолчал. Ибо слова
прозвучали глупо и жестоко. НЕ ДЛЯ ТОГО Я СТОЛЬКО ПРЕТЕРПЕЛ ВЧЕРА, ЧТОБЫ СНОВА
УБИТЬ КОТА.
Джад допил пиво, отставил пустую бутылку. Выговорился до
дна!
— Ну, кажись, все.
— Можно ли еще кое о чем спросить?
— Отчего ж нельзя?
— А хоронили там когда-нибудь ЛЮДЕЙ?
Рука у Джада непроизвольно дернулась, две бутылки упали со
стола, одна разбилась.
— Господи, помилуй! Нет! Да и кто б решился? О таком, Луис,
даже говорить не след.
— Я из чистого любопытства, — выдавил из себя Луис.
— Кое о чем даже любопытствовать грех! — заключил Джад, и
впервые перед Луисом предстал очень-очень старый, просто дряхлый человек, одной
ногой стоящий в могиле.
А уж дома к этому впечатлению у Луиса добавилось еще одно:
вид у Джада был такой, будто он говорил неправду.
27
Лишь у гаражной двери Луис сообразил, что пьян. Ночь
выдалась звездная, вовсю светила луна. Теней, правда, нет, но видно, как днем.
В гараже, однако, тьма кромешная. Где-то совсем рядом выключатель, но в темноте
не найти. Луис пробирался медленно, на ощупь, осторожно переставляя ноги.
Голова кружилась. Сейчас на что-нибудь наткнется, обо что-нибудь запнется,
упадет, чего доброго. Тут и дочкин красный тренажер, и сынишкина
машина-крокодил на колесиках.
А где же кот? Дома, что ли, весь вечер сидел?
Все-таки Луис сбился с курса и наткнулся на стену, занозив
вдобавок ладонь. «Черт!» — вырвалось у него скорее со страху, нежели от боли.
Он совсем потерялся: не то что выключателя, двери-то в кухню не найти! Как в
совсем незнакомом месте.
Он пошел вдоль стены, ладонь саднило. ТАК ВОТ КАКОВО
СЛЕПОМУ, подумал он, и сразу вспомнился слепой певец Стиви Уандер, они с Рейчел
ходили на его концерт. Когда ж это было? Лет шесть назад? Да, уж шесть лет
промелькнуло. Невероятно! В ту пору Рейчел Элли носила… На концерте двое парней
подвели Стиви Уандера к синтезатору, помогая перешагивать через змеящиеся по
сцене провода. А потом, когда Стиви принялся танцевать с одной из хористок, та
бережно повела его на свободное место, чтоб не споткнулся. Танцевал он отменно,
Луис до сих пор помнит. Лишь бы рядом была рука, которая выведет.
