На мгновение Джина смутилась. Пейдж была похожа на прекрасную бледно-розовую английскую розу. Может быть, эта скромная элегантность Рейду больше по душе, чем ее дикая страстность?
Тряхнув головой, чтобы отогнать сомнения, Джина сказала себе, что теперь отступать некуда. Она заставила себя двигаться вперед, не размышляя о возможности поражения. В конце концов. Рейд не умрет, если она зайдет к нему.
— Как поживаете, Пейдж? — приветливо спросила она. Голова помощницы Рейда резко вскинулась от деловых бумаг. Джина улыбнулась и продолжала, не давая той вставить слово: — Отлично выглядите сегодня. Впрочем, как и всегда. Но сегодня вы просто ослепительны. Как жемчужина.
Продолжая говорить, Джина подошла к двери кабинета Рейда, и Пейдж вскочила на ноги, протянув руку вперед, словно пытаясь задержать Джину.
— Миссис Тайсон…
— Пожалуйста, зовите меня Джиной. Уверена, что моего мужа вы зовете Рейдом. Я хочу, чтобы и со мной вы были проще. И пожалуйста, продолжайте заниматься вашим делом. Я загляну к нему сама.
Джина повернула ручку двери, предупреждая возможное противодействие Пейдж, распахнула дверь и, быстро войдя в кабинет, захлопнула ее за собой. Она повернулась лицом к Рейду и смело ему улыбнулась.
Сердце Джины бешено колотилось, и ей необходимо было оставаться в прежней уверенности, что она на верном пути. Все у нее внутри было напряжено. Надо было расслабиться. Только ее ум по-прежнему четко работал. Смелее, говорил он. Не теряй решимости.
Рейд сидел в своем кресле, откинувшись на спинку, положив ноги на стол, упершись подбородком в грудь. Он мрачно и хмуро смотрел на корзину великолепных цветов, стоявшую на краю его стола.
Внезапное вторжение жены его испугало.
Он резко вскочил на ноги и поднялся за столом в полный рост. Целая гамма чувств пробежала по его лицу — изумление, вина, гнев, сарказм, ирония. В конце концов на его лице застыло беспокойство, сквозь которое проглядывала напряженность.
Рейд молча смотрел на жену. Казалось, он просто не знал, как реагировать на ее улыбку, на ее цветы или на ее неожиданное появление в его офисе. По какой-то необъяснимой причине это придало Джине уверенности по крайней мере для того, чтобы продолжать. Он ждал инициативы от нее. Ей необходимо проявлять инициативу.
Она подалась вперед, продолжая улыбаться, и нараспев сказала:
— Я сегодня утром чувствовала себя такой счастливой, и мне захотелось, чтобы ты знал об этом, — Джина указала на розы. — И я хотела сделать тебе сюрприз.
— Тебе это удалось, — произнес Рейд, не двигаясь с места.
Это, вкупе с воспоминанием о его вчерашних словах, побудило ее продолжать. Джина, у тебя что-то стряслось с ногами, раз ты не могла прийти ко мне? Сегодня он не сможет обвинить ее в том, что она не пришла к нему. Он стоял не двигаясь и смотрел на нее, и от этого Джина остро чувствовала все предметы своей одежды — или их отсутствие — под платьем: чулки, оставлявшие половину бедер обнаженными, и подвязки. От этого к низу ее живота прилила горячая волна. Она продолжала говорить, стараясь, чтобы ее речь не звучала нервно:
— Я подумала над твоими словами о том, что не проявляю активности, а жду ее от тебя. И еще я вспомнила, какое удовольствие для меня было получать от тебя розы. — И мне захотелось, чтобы и ты почувствовал мою любовь к тебе.
На ее щеках вспыхнул румянец под цвет роз.
— Мужчинам нужно несколько иное, — пробормотал Рейд. Что это — смущение? Чувство вины за то, что он сам не догадался послать ей розы? Он не делал этого уже очень давно, с самого рождения Джессики.
Она, не желая сдаваться, обогнула стол и подошла к Рейду.
— Почему иное? Это знак любви, неважно, с чьей стороны.
— Да? — спросил он напряженно и подозрительно, скорее с вызовом, чем с благодарностью.
— А что же еще? — Джина почувствовала, как у нее перехватывает горло.
— Игра, — ровным голосом ответил Рейд, пристально глядя ей в глаза. — Хитрая игра.
— Рейд, не надо такого цинизма, пожалуйста. — Она поставила сумочку на стол и протянула руки, чтобы обнять его, всем своим видом показывая, что не одобряет такого мнения. — Я люблю тебя и хочу показать тебе это. Прямо сейчас.
Разве что-то случилось с твоим языком, если ты не могла сказать мне о своем страстном желании?
Она поднялась на цыпочки, чтобы поцеловать мужа.
Он как будто оцепенел, в глазах по-прежнему стоял холод.
— Давай вместе пообедаем, а после займемся любовью, — промурлыкала она, пытаясь смягчить его жесткое выражение. — Я сняла для нас номер…
— Ради Бога, хватит! — рявкнул Рейд, яростно отрывая от себя ее руки. — За одну ночь невозможно так перемениться. Джина, я не дурак. Не заставляй меня потерять к тебе еще и уважение.
— Уважение? — переспросила она. Ее сердце так громко стучало, что Джина подумала, не ослышалась ли она.
Он поморщился и быстро отстранился от нее — так быстро, что остановить его она не могла. Рейд снова сел за стол, воздвигнув таким образом между ними преграду, и заговорил, делая нетерпеливые жесты рукой:
— Послушай! Мне жаль, что все так вышло прошедшей ночью. Понимаешь? Мне очень жаль, — он как будто выплевывал слова, произносил их через силу, против воли.
А мне совсем не жаль, подумала Джина, но выговорить этого не смогла. Как получилось, что, пытаясь соблазнить собственного мужа, она, наоборот, оттолкнула его? А ведь делала все, как он хотел… Похоже, на него вообще не угодить. Как же теперь себя вести?
— Этого не должно было произойти, — продолжал тем временем Рейд. — Я очень жалею. Ты не заслужила этого, и сегодня утром я ругал себя последними словами. Не надо… пытаться это продолжать, — с шумом вздохнув, мрачно закончил он, сжимая руки в кулаки.
Джина покачала головой:
— Так вот почему ты не разбудил меня утром. Ты просто не хотел видеться со мной, потому что сам был недоволен.
— Я не хотел, чтобы ты снова принуждала себя.
— Тогда, может быть, ты мне объяснишь, почему ты недоволен, что сказал мне, как тебе приятнее?
— К черту все. Джина! Я же тебя изнасиловал этой ночью! Я полностью потерял контроль над собой. И это так далеко зашло… — Он тряхнул головой, взгляд у него был виноватый.
— А что, если это было для нас обоих облегчением? — мягко спросила Джина, отчаянно желая обнять его снова, успокоить и приласкать.
— Черт его знает! — пробормотал Рейд сквозь зубы, морщась при воспоминаниях, которые он, по-видимому, боялся будить. — Я только хотел сказать, что ты не обязана меня ублажать и обслуживать. — Его лицо перекосилось. — Мне это не нужно. Я знаю, что тебе это неприятно, и не хочу, чтобы ты себя заставляла… — его губы искривились, — ублажать меня.
