Пока он закончил все дела, наступила ночь. Луис лег в
постель.., но не смог заснуть. Было еще что-то, что-то изводившее его.
Последние два дня это крутилось и крутилось у него в голове, так же как сейчас,
когда он вслушивался в почти синхронное дыхание Речел и Гаджа. Генерал Паттион…
Ганнан – лучшая собака из тех, что когда-либо жили… В память о Марте, нашей любимице–
крольчихе… Неистовая Элли: «Я не хочу, чтобы Черч умер! Он – мой кот! Он не кот
Бога! Пусть у Бога будет свой кот!» Совсем обезумевшая Речел: «Ты, как доктор,
должен знать это!» Норма Крандолл: «…никто не говорил о Смерти и не думал о
ней».
И твердый голос Джада, очень твердый – голос другого века:
«В те дни Смерть заходила в дом, грубо говорила с вами, порой ужинала, а иногда
вы чувствовали, как она покусывает вас за задницу, черт возьми!»
И этот голос сливался с голосом его матери, которая наврала
ему, Луису Криду, когда разговор зашел о вопросах секса. Тогда Луису было
четыре года. Но его мать сказала ему правду о Смерти, когда ему исполнилось
двенадцать, когда его двоюродная сестра Руги погибла в автомобильной
катастрофе. Она разбилась в машине отца, которой управлял парнишка, обманом
раздобывший ключи. Он решил покататься на машине, но потом обнаружил, что не
знает, как тормозить. Ребенок сносил только незначительные шишки и контузии;
дядя Луиса – Карл Фарлайн оказался полностью деморализован, узнав о смерти
дочери. «Она не мертва», – заявил он в ответ на слова мамы Луиса. Луис слышал
тот разговор, но не мог понять его до конца. – «Что ты имеешь в виду, говоря,
что моя дочь мертва? Что ты знаешь об этом?» Хотя отец Руги, дядя Луиса, владел
похоронным бюро, Луис не мог представить, как дядя Карл сам хоронил свою дочь.
В мучительном, приводящем в замешательство страхе, Луис рассматривал Смерть как
один из наиболее важных аспектов бытия. Настоящая загадка типа: кто стрижет
городского парикмахера?
«Ведешь себя словно Донни Донахью, – заявила тогда дяде мать
Луиса. Под глазами у нее были синяки от усталости. Тогда мать казалась Луису
больной и слабой. – Твой дядя хорошо разбирается в делах… Ах, Луис.., бедная
маленькая Руги.., не могу думать о том, как она страдала, умирая.., ты станешь
молиться со мной, Луис? Помолимся за Руги. Ты должен помолиться со мной!»
И они опустились на колени прямо на кухне, и молились. Во
время молитвы Смерть нашла тропинку в сердце Луиса: если мама молится за душу
Руги Крид, значит ее тело мертво. Воображение Луиса тогда нарисовало ужасный
образ Руги, оказавшейся в тринадцать лет со сгнившими глазницами и синей
плесенью, подернувшей рыжие волосы; но этот образ не столько пугал, сколько
вызывал благоговейный трепет.
Луис кричал, объятый Великим Желанием Жизни:
«Она не может умереть. Мамочка, она не может умереть.., я
люблю ее!»
И ответ матери, невнятный, но вызывающий яркие ассоциации:
мертвые поля под ноябрьским небом, разбросанные розы – лепестки бурые и вялые
по краям, лужи, пенящиеся водорослями, гнилью, разложением, грязью.
– Так получилось, мой дорогой. Сожалею, но она ушла. Руги
ушла.
Луис вздрогнул, подумав:
– Мертвое – мертво. Это все, в чем вы нуждаетесь?
Неожиданно Луис понял, что он забыл сделать, почему он до
сих пор не спит в ночь перед первым днем начала настоящей работы, а путается в
старых, неприятных воспоминаниях.
Он встал, направился к лестнице и неожиданно сделал крюк,
завернув в комнату Элли. Девочка мирно спала: рот открыт. Она была одета в
синюю кукольную пижаму, из которой уже выросла. «Боже, Элли, – подумал он, – ты
растешь, словно кукуруза». Черч лежал между ее неуклюжих лодыжек, словно
мертвый, извините, за сравнение.
Внизу на лестнице висел поминальник с номерами телефонов,
различными записками, напоминаниями самим себе, с приколотыми к ним деньгами.
Один листок был перечеркнут: «откладывать как можно дольше». Луис взял
телефонную книгу, посмотрел номер и записал на бумажке телефон. Под номером он
подписал: «Квентин Л. Джоландер. Доктор-ветеринар, позвонить о Черче. Если
Джоландер не кастрирует животных сам, он к кому-нибудь направит».
Луис посмотрел на номер, раздумывая, пришло ли время это
сделать, хотя внутренний голос подсказывал, что пришло. Что-то конкретное порой
рождается из всех этих плохих предчувствий, и Луис решил кое-что для себя в ту
ночь, до того, как наступило утро, не сознавая даже, что именно решил… Луис не
хотел, чтоб Черч перебегал дорогу, и хотел сделать для этого все, что было в
его силах.
У Луиса вновь появилось ощущение, что кастрация унизит кота,
превратит его раньше времени в толстого и старого; в зверюгу, довольно
дремлющую на радиаторе, пока в него чем-нибудь не запустят. Луис не хотел
видеть Черча таким. Ему нравился нынешний Черч – тощий и подвижный.
На улице, в темноте, по 15 шоссе прогромыхала полуторка, и
это подтолкнуло Луиса. Он прикрепил листок на видное место и отправился в
постель.
Глава 11
На следующее утро за завтраком Элли увидела новый листок на
поминальнике и спросила, что это значит.
– Это значит, что Черчу надо сделать одну маленькую
операцию, – ответил Луис. – На одну ночь кот отправится к ветеринару, а когда
вернется домой, у него исчезнет желание шастать по округе.
– И бегать через дорогу? – спросила Элли. «Может, ей только
пять, – подумал Луис, – но она здорово соображает».
– Или перебегать через дорогу, – согласился он.
– Класс! – воскликнула Элли, и тема была закрыта. Луис,
приготовивший резкие и, быть может, немного эмоциональные аргументы о том, что
Черчу нужно оставить дом на одну ночь, оказался слегка контужен легкостью, с
которой Елена согласилась. Луис понимал, как девочка должна тревожиться. Может,
Речел не ошиблась и посещение кладбища домашних любимцев и впрямь повлияло на
нее.
Речел накормила Гаджа; обычно она давала ему яйцо на
завтрак, осторожно бросая на Луиса одобрительные взгляды, и Луис почувствовал,
как у него камень упал с души. Взгляд сказал ему: холод ушел, топор войны
зарыт. Зарыт навсегда, надеялся Луис.
Позже, после того как большой желтый школьный автобус
проглотил Элли, Речел подошла к мужу, обвила руками его шею и нежно поцеловала
в губы.
– Ты большой молодец, раз так решил, – сказала она. –
Извини, что я такая сука.
Луис вернул ей поцелуй, почувствовав себя немного неудобно.
Он помнил, что заявление: «Извини, что я такая сука» (выражение, не очень часто
употребляемое Речел) он слышал и раньше не один и не два раза. Обычно Речел
делала такое заявление после того, как со скандалом получала то, чего
добивалась.
Гадж тем временем безуспешно пытался открыть входную дверь,
глядя через нижнюю часть стекла на пустынную дорогу.
