Девушка встала, наградив Луиса быстрым, оценивающим
взглядом, и вышла.
– Наш первый клиент в новом семестре, – кисло проговорила
Чарлтон. Она стала встряхивать термометр с резким пощелкиванием.
– Вы не выглядите радостной.
– Знаю, я такой тип, – ответила она. – Но мы скоро
столкнемся и с другим типом – спортсмены, которые играют так, что трещат кости,
сухожилия и все остальное; они не хотят сидеть на скамье запасных, они –
люди-машины, не хотят покидать поле, даже если подвергают опасности свою жизнь.
Тогда вы захотите визита мисс, у которой полградуса не хватает до повышенной
температуры… – Она кивнула головой на окно, где Луис увидел девушку с кожей,
шелушащейся от солнечного ожога, идущую в направлении учебных корпусов. В боксе
девушка производила впечатление, согласно которому ей было очень нехорошо, но
она пытается не показать вида. Теперь она шагала бодро, ее бедра призывно
покачивались, как у женщин, которые знают, перед кем вихлять задницей.., да и
на самом деле ее задница была достойна того, чтоб на нее обратили внимание. –
Вот ваш основной тип – ипохондрики, коллега. – Чарлтон опустила термометр в
стерилизатор. – Мы видим ее несколько десятков раз за год. Ее визиты учащаются
перед началом зачетной недели. За неделю, или около того до экзаменов, она
убеждает себя, что у нее воспаление одного или обоих легких. Бронхит –
наполовину сданные позиции. Потом она пролетает на пяти или шести экзаменах,
где преподаватели пользуются словами, какими они обычно пользуются в курилке..,
чтоб дать от ворот поворот. Таких дамочек всегда тошнит, когда им сообщают о
начале зачетной недели или о том, что необходимо отработать пропуски перед тем
как сесть писать экзаменационное сочинение.
– По-моему, сегодня утром мы чересчур циничны, – заметил
Луис. Он был, если точнее сказать, в несколько затруднительном положении.
Сестра подмигнула ему, и Луису пришлось улыбнуться в ответ.
– Я никогда не принимаю их проблем близко к сердцу. И вам не
советую.
– Где сейчас Стивен?
– В своем кабинете отвечает на почту и пытается прикинуть,
какая из рубашек лучше всего подходит под эмблему темно-синего креста на
голубом фоне9, – ответила она.
Луис вышел. Цинизм миссис Чарлтон был ему непонятен.
Луис приятно чувствовал себя в новой должности.
* * *
«Оглянись назад, – подумал Луис, – когда только я мог
мечтать обо всем этом?» И тут-то и начался тот кошмар. Он начался около десяти,
когда в лазарет принесли умирающего Виктора Ласкова.
До тех пор все было спокойно. В девять, через полчаса после
появления Луиса, заявились две практиканточки, работавшие с девяти до трех
утра. Луис дал каждой по пончику и по чашечке кофе, поговорил с ними минут
пятнадцать о чем-то отвлеченном. Потом постучалась миссис Чарлтон. Когда
практикантки проскочили мимо Старшей Медсестры, выходя из кабинета Луиса, он
услышал ее вопрос:
– У вас нет аллергии на бл…й и тошнотворных баб? Ничего, вы
еще в избытке увидите и тех и других.
– Боже, – прошептал Луис и прикрыл глаза. Но он улыбался.
Упрямство старого ребенка, такого как миссис Чарлтон, не всегда помеха.
Луис начал, дорисовывая, удлинять крест на бланке для заказа
комплекта наркотических лекарств и медицинского оборудования («Каждый год, –
агрессивно выступал Стив Мастертон по поводу медицинского оборудования. –
Каждый долбаный год одно и то же. Полностью укомплектованный операционный
комплект для пересадки сердца за какие-нибудь восемь миллионов долларов! Это же
мелочи!»), а потом полностью окунулся в работу, думая о том, как хорошо было бы
опрокинуть чашечку кофе, когда из фойе донеслись крики Мастертона:
– Луис! Выходите! Случилась беда!
Почти панический голос Мастертона заставил Луиса
поторопиться. Он перевернул свой стул, словно собирался исследовать его. Крик,
пронзительный и резкий, как звон разбитого стекла, донесся вслед за воплями
Мастертона. Последовала звонкая пощечина, после чего раздался голос Чарлтон:
– Прекратите орать или убирайтесь к черту! Немедленно прекратите!
Луис ворвался в приемный покой, и первое, что он увидел, –
кровь. Там было много крови. Одна из практиканток всхлипывала. Другая, бледная,
как полотно, прижимала руки к уголкам рта, искривив губы в большой, вызывающей
отвращение усмешке. Мастертон стоял на коленях, поддерживая голову юноши,
лежавшего на полу.
Стив посмотрел на Луиса, глаза мрачные, расширенные и
испуганные. Он пытался говорить, но слова не могли сорваться с его языка.
Люди собрались у Студенческого Медицинского Центра за большими
стеклянными дверьми, всматриваясь через них, прижимая руки к лицам, чтобы
заглянуть внутрь. Воображение Луиса вызвало безумно подходящее воспоминание.
Ребенком, не более шести лет, он сидел в гостиной с мамой (скоро она должна
была отправиться на работу), смотрел телевизор. Показывали старое, «вчерашнее»
шоу с Дэвидом Гарровэйем. Снаружи стояли люди, изумленно глядели на Дэвида,
Фрэнка Блайра и доброго, старого Дж. Фреда Миггса. Луис оглянулся и увидел
людей, стоящих у окон и смотревших телешоу по их телевизору. Ему нужно было
что-то сделать со стеклянными дверьми лазарета…
– Задерните занавески! – фыркнул он на практикантку, которая
всхлипывала.
Когда она немедленно не подчинилась, Чарлтон дала ей
пощечину.
– Быстро, девочка!
Практикантка начала двигаться. Через мгновение зеленые
занавеси закрыли окна. Чарлтон и Стив Мастертон жались к дверям, косясь на
умирающего.
– Жесткие носилки, доктор? – спросила Чарлтон.
– Если они нужны, давайте, – согласился Луис, присев рядом с
Мастсртоном. – Я еще даже не посмотрел, что с ним.
– Сюда, – приказала Чарлтон девушке, которая закрывала
занавески. Та снова прижала кулачки ко рту, изображая невеселую, перекошенную
от ужаса усмешку. Посмотрев на миссис Чарлтон, практикантка вздохнула:
– Ох, бедный…
– Конечно, он бедный, но ты-то в порядке. Живей! – она резко
дернула девушку, побуждая ту двигаться; наконец практикантка зашуршала красной
юбкой с белыми кнопками.
Луис склонился над своим первым пациентом в Университете
Мэйна.
Пациент – юноша, приблизительно лет двадцати. Луису
понадобилось меньше трех секунд для того, чтобы поставить диагноз: молодой
человек умирал. У него была разбита голова и, по-видимому, был перелом
основания черепа. Одна ключица, выбитая из сустава, выпирала, отчего правое
плечо оказалось вывернуто. Из головы умирающего по окровавленной и пожелтевшей
коже медленно стекала мозговая жидкость; она впитывалась в ковер. Луис видел
мозг умирающего: беловато-серый и пульсирующий; он видел мозг через дыру в
голове, словно смотрел через разбитое окно. «Проникновение» возможно глубиной
сантиметров на пять. Если бы у умирающего в голове вынашивался бы ребенок, он
смог бы родить, словно Зевс, разразившийся от беременности через лоб. Юноша еще
оставался жив, что было вовсе невероятно. В голове Луиса неожиданно прозвучали
слова Джада: «…а иногда вы чувствовали, как она покусывает вас за задницу». И
слова матери: «Мертвый – есть мертвый». Луиса охватило безудержное желание
засмеяться. Мертвый есть мертвый, все в порядке. Точно так, дружочек.
