– Ты вернешься, чтобы помочь мне уложить Гаджа? – спросила
она, с иронией глядя на мужа. – Ты знаешь, у тебя он засыпает быстрее.
– Точно, – согласился Луис.
– А куда ты идешь, папочка? – спросила Элли, не отрывая
взгляд от телевизора. Ремит как раз ударил кулаком в глаз мисс Пигги.
– Пройтись.
– А…
Луис вышел.
Через пятнадцать минут он был уже на хладбище домашних
любимцев, с любопытством оглядываясь и чувствуя нечто вроде Дежа Вю. То, что он
побывал тут ночью – несомненно, маленькое надгробие в память о коте Смаки было
свернуто. Луис свернул его «во сне», в самом конце, когда призрак Паскова стал
приближаться к нему. Рассеянно поправив надгробие, Луис подошел к бурелому.
Бурелом Луису не понравился. Воспоминание о выбеленных
погодой ветвях и стволах деревьев, превратившихся в груду костей, вызвало
холодок. Собравшись с духом, Луис подошел еще ближе и потрогал одну из ветвей.
Осторожно качнувшись, она отломилась и упала, подскочив при ударе об землю.
Луис отпрыгнул назад раньше, чем она коснулась носков его сапог.
Потом он прошелся вдоль бурелома, сперва налево, потом
направо. По обе стороны бурелома подлесок оказался густым и непроходимым. «Но,
возможно, раздвинув листву, удастся протиснуться дальше.., если вы одеты
соответствующе», – подумал Луис. Буйные заросли ядовитого плюща стояли стеной
(всю жизнь от различных людей Луис слышал похвальбы о том, что у них иммунитет
на ядовитый плющ, но в жизни Луис не видел ни одного человека, обладавшего этим
иммунитетом на самом деле).
Луис вернулся к бурелому. Он посмотрел на него, засунув руки
в карманы джинсов.
«Если попробовать на него забраться?.. Нет, не я. Почему мне
всегда хочется делать разные глупости?.. Замечательно. Побеспокоим их, только
на минуточку, Луи. Выглядит бурелом как хороший трамплин к перелому лодыжки, не
так ли?.. Но надо убедиться, а то уже начинает темнеть».
Поколебавшись, он все-таки начал карабкаться через бурелом.
Он был на полпути к вершине, когда почувствовал движение под
ногой и услышал треск.
Покатаем кости, док?
Когда под ногой сломалась вторая ветка, Луис стал
спускаться. Рубашка хвостом выехала у него из штанов.
Без происшествий он спустился на землю и отряхнул кусочки
коры, пылью покрывшие костюм. Он пошел назад к тропинке, ведущей домой; к
детям, которые хотели услышать сказку перед сном; к Черчу, который последний
день получал наслаждение самца и грозы окрестных дам; к молоку, которое станет
пить с женой на кухне, после того как дети лягут спать.
Перед тем как уйти с кладбища, Луис еще раз огляделся,
пораженный лесной тишиной. Откуда-то появились нити тумана и ветер потащил их
между могил. Эти концентрические круги.., словно детские руки многих поколений
Северного Ладлоу построили своеобразную модель Стоунхенджа.
Ну, Луис, неужели это все?
Он лишь мельком бросил взгляд на вершину бурелома, и тут у
него возникло странное ощущение, которое заставило его занервничать. Луис мог
бы поклясться, что видит, как можно перебраться через бурелом.
«Нет, это дело не для тебя. Луис. Тебе это не по плечу».
Ладно.
Луис повернулся и отправился домой.
* * *
В эту ночь он задержался на час, после того как Речел пошла
спать, сославшись на то, что ему надо прочитать кипу медицинских журналов, так
он считал. На самом же деле он боялся ложиться спать. Мысль о том, что пора
спать заставляла его нервничать. Раньше он никогда не считал себя сомнамбулой.
Но у него не было уверенности, что происшедшее с ним – отдельный случай.., до
тех пор, пока это подтвердится (или не подтвердится).
Он услышал, как легла Речел, потом она нежно позвала его:
– Луи? Дорогуша. Ты идешь?
– Да, сейчас, – ответил он. Выключив лампу на своем рабочем
столе, он встал.
* * *
В эту ночь, чтобы заснуть, Луису понадобилось намного больше
семи минут. Когда он лежал, прислушиваясь к глубокому, ровному дыханию Речел,
спящей рядом, привидение Виктора Паскова не казалось ему порождением сна. Луис
закрыл глаза и увидел, как открывается дверь, а на пороге стоял он – Его Особый
Гость – Виктор Пасков. Он был в спортивных трусах, загорелый с выпирающей,
выбитой костью.
Луис уже начал засыпать, думая о том, что вполне может
проснуться на Хладбище Домашних Любимцев и увидеть грубые концентрические круги
надгробий, залитые лунным светом, пойти назад, проснувшись, по тропинке через
лес. Представив все это, он отогнал сон.
Где-то после полуночи сон окончательно захватил его. Никаких
сновидений. Проснулся Луис в семь тридцать от звуков холодного, осеннего дождя,
стучащего в окно. Со страхом он откинул простыню. Никакой грязи. Ноги оказались
стерильно чистыми.
Луис пришел в себя окончательно, только приняв душ.
Глава 19
Мисси Дандридж посидела с Гаджем, пока Речел отвозила
Уинстона Черчилля к ветеринару. В эту ночь Элли не могла долго уснуть. Уже было
одиннадцать, а она, жалуясь, что не может спать без Черча, просила воды и пила
стакан за стаканом. Наконец Луис отказался носить ей воду. Он сказал, что
боится, что Элли уписается. Такое объяснение вызвало столь яростные крики, что
Речел с Луисом в недоумении переглянулись.
– Она боится за Черча, – сказала Речел. – Пусть засыпает
сама, Луис.
– Она не может все время так скандалить, рано или поздно она
выдохнется, – проговорил Луис. – Я надеюсь.
Он оказался прав. Хриплый, громкий плач Элли начал затихать;
она начала икать и постанывать. Наконец, наступила тишина. Когда Луис поднялся
проверить, как там Элли, он обнаружил ее спящей, крепко обняв кошачью кроватку,
где иногда соизволял спать Черч.
Луис взял дочь на руки, положил ее назад на кровать, нежно
убрал волосы с ее вспотевшего лба и поцеловал. Повинуясь мгновенному импульсу,
он быстро написал на бумажке большими буквами: «Я вернусь домой завтра,
дорогая. Черч.» – и положил записку на дно кошачьей кроватки. Потом он вернулся
в спальню к Речел. Она его ждала. Они занялись любовью, а потом уснули, крепко
обняв друг друга.
* * *
Черч вернулся домой на той же неделе в пятницу. Элли многое
сделала для него, использовав часть своих карманных денег, чтобы купить Черчу
коробку кошачьего угощения, и едва не отшлепала Гаджа, который попытался
прикоснуться к коту. Гадж из-за этого расстроился, как никогда. Получить
выговор от Элли для него означало то же, что получить выговор от Бога.
