Луис мог полететь в Чикаго с семьей, хотя работа в
университете заставила бы его вернуться на три дня раньше, чем Речел с детьми.
Но особой необходимости в этом не было. С другой стороны, четыре дня с
фараонами, и его жена сама станет сфинксом.
Дети во многом скрашивали его положение «вне закона», как
часто это делают дети. Луис подозревал, что и сам может возобновить и наладить
дружеские отношения, когда тот разговор в кабинете Голдмена потускнеет в его
памяти. Не важно даже, если Голдмен будет знать, что Луис притворяется. Дело в
том (и Луис наконец набрался мужества признаться в этом самому себе), что он не
очень-то хотел налаживать дружеские отношения с родителями Речел. Десять лет –
долгий срок, но недостаточно долгий, чтобы уничтожить привкус заискивания,
который он ощутил, выпив бренди в кабинете Голдмена, когда старик, отбросив в
сторону одну полу своего идиотского смокинга, достал из жилетного кармана
чековую книжку. Да, Луис тогда почувствовал облегчение от того, что ночи (всего
их было пять), когда он и Речел истощали друг друга на кровати в его убогой
квартире, оказались не секретом для ее родителей, но он был удивлен тем, что те
решились предпринять по этому поводу, и до сих пор не изменил о них своего
мнения.
Он мог поехать в Чикаго, но предпочитал послать тестю
внучат, его дочь и свой привет.
«Дельта 727» порулил по взлетной полосе, развернулся.., и
Луис увидел Элли, прижавшуюся к одному из иллюминаторов и бешено махавшую ему.
Луис, улыбаясь, помахал в ответ, потом кто-то, Речел или Елена поднесла к
иллюминатору Гаджа. Луис помахал и ему, и Гадж помахал в ответ.., может,
потому, что видел его, а может, вторя движениям Элли.
– Удачного вам полета, – пробормотал Луис, а потом,
застегнув молнию на пальто, отправился к автомобильной стоянке. Здесь протяжно
завывал ветер. Он стал таким сильным, что едва не сорвал шапку с головы Луиса,
и тому пришлось придержать ее рукой. Повертев в руках ключи от машины, Луис
отпер дверцу со стороны водителя и включил зажигание, как раз, когда реактивные
двигатели самолета разрушили тишину. Нос самолета нацелился в голубое небо, его
турбины ревели.
Почувствовав себя одиноким.., смешно – почти плача… Луис
покатил домой.
Он до сих пор чувствовал синеву того вечера, когда,
вернувшись из аэропорта, направился через 15 шоссе выпить парочку банок пива с
Джадом и Нормой, правда, Норма, в этот раз пила вино из стакана. Она позволила
себе это, несмотря на возражения доктора Вейбриджа. Теперь из-за того, что
стало холодно, они перебрались на кухню.
Джад включил маленькую «печку Марека», и они расселись
вокруг нее: пиво было чересчур холодным, а в общем тепло… Джад стал
рассказывать, как индейцы Микмака предотвратили высадку англичан в Мачиане
двести лет назад. В те дни Микмаки были сильны, по словам Джада, а потом старик
добавил, что считает, что разграничение между племенами сохранилось до сих пор.
Получился великолепный вечер, но Луис знал, что его ждет
пустой дом. Выйдя с веранды Крандоллов, он почувствовал, как мороз пощипывает
ему ноги, и тут услышал, что у него дома зазвонил телефон. Подбежав. Луис
проскочил через дверь, ворвался в гостиную (сбросив по пути какой-то журнал),
пробежал через кухню… Его туфли с мороза скользили по линолеуму. Но он успел
схватить телефонную трубку раньше, чем линия разъединилась.
– Алло?
– Луис, – голос Речел звучал издалека, но был совершенно
спокоен. – Мы в Чикаго. Все хорошо.
– Отлично, – сказал он и присел, чтобы поговорить с женой.
«Слава Богу, что с ними все в порядке».
Глава 22
Джад и Норма в День Благодарения устроили великолепный обед.
Когда он закончился, Луис отправился домой с ощущением сытости и сонливости. Он
поднялся в спальню, сбросил туфли и завалился спать. Покой, царствующий в доме,
удручал его. Было всего три часа дня: снаружи был солнечный, зимний день.
«Чуток вздремну», – подумал он и крепко уснул.
В спальне что-то изменилось, и это разбудило Луиса. Он
попытался понять, в чем дело, собраться с мыслями и удивился тому, что за окном
почти стемнело. Луис слышал, как на улице завывал ветер.
Звонил телефон.
– Алло, – сказал Луис, надеясь, что это Речел снова звонит
ему из Чикаго поздравить с Днем Благодарения. Она позвала бы Элли и та тоже
поговорила бы с папочкой, а потом трубку взял бы Гадж и немного пробубнил.., и
как, черт побери, он умудрился проспать весь день, когда собирался посмотреть
футбольный матч?..
Но звонила не Речел. Джад.
– Луис? Боюсь, что должен сообщить тебе нечто неприятное.
Луис вскочил с кровати, пытаясь разогнать остатки сна.
– Джад? Что случилось?
– Тут на лужайке лежит мертвый кот, – сказал Джад. – Думаю,
он может оказаться котом твоей дочери.
– Черч? – спросил Луис. Ему показалось, что кто-то
неожиданно пнул его прямо между ног. – Вы уверены, Джад?
– Нет. Не на все сто, – ответил Джад. – Но, думаю, лучше
будет вам самому взглянуть.
– Ax. Черт побери! Вы правы.
– Не волнуйся, Луис.
Луис вскочил, но потом сел назад. Сперва он отправился в
ванну, вымыл лицо, а потом, одевшись, вышел на улицу.
«Хорошо, может, это и не Черч. Джад сам сказал, что не
уверен на все сто. Боже, кот же не мог отправиться куда-то сам по себе..,
почему ему понадобилось перебегать через дорогу?»
Но в глубине сердца Луис был уверен: это Черч.., а если
Речел позвонит вечером, что он скажет ей?
Сходя с ума от волнения, он уже слышал, как говорит Речел:
«Нет, ничего особенного не произошло.., ничего не случилось.
Я знаю что.., ты хочешь сама объяснить Елене.., он ведь побежал через дорогу».
Но Луис до сих пор по-настоящему не верил, что с Черчем что-то случилось, ведь
так?
Луис вспомнил одного парня, с которым некогда играл в покер.
Звали того Викес Салливан. Так вот, однажды Салливан спросил у Луиса, почему у
него, Луиса, стоит на жену и не стоит на голых баб, которых Луис видит на
приемах изо дня в день, Луис попытался объяснить этому парню, что людям в таких
вопросах должна помогать фантазия – прийти показать мастопатию – это одно, а
показать свою полуобнаженную грудь, потом после неожиданного рывка простыни
оказаться голой как Венера Боттичелли… Грудь, вульва, бедра. Остальное
задрапировано в простыню и привлекает внимание. Это совсем иное, чем прием
пациентов. Луис пытался объяснить это, больше защищая репутацию врачей, или
что-то в таком духе. Викес не купился на это. «Сиськи – это сиськи, – вот тезис
Викеса, – а говнюк, есть говнюк. И дело совсем не в том, стоит или не стоит».
Все, что смог на это ответить Луис: «У моей жены сиськи особенные».
