– Да ладно, – сказал Луис. – Раз выговорите, что было так,
значит так и было.
– А кот твоей дочери был мертв?
– Думаю, что так, – ответил Луис.
– Ты же должен был точно определить. Ты же доктор.
– Ты говоришь так, что это звучит: «Ты же должен был точно
определить, Луис, потому что ты – Бог». Я – не бог. Было темно…
– Точно. Было темно, а голова кота болталась на шее, словно
на шарикоподшипнике, а когда ты стал шевелить его, оказалось, что он примерз к
земле. Луис, когда ты его поднимал, звук был такой, словно отрывают с металла
клейкую ленту. С живой тварью так не бывает. Только в том случае ты перестанешь
плавить под собой лед, если сдохнешь.
В соседней комнате часы пробили десять тридцать.
– Что сказал твой отец, когда пришел домой и увидел пса?
– Я был на дороге, играл в камешки, в грязи, так или иначе
поджидал его. Я чувствовал себя так, словно сделал что-то неправильное и знал,
что, возможно, меня за это выдерут. Отец при шел около восьми, одетый в
железнодорожную форму, шапка, такая словно с подкладкой из поролона.., видел
такие?
Луис кивнул, потом зевнул, прикрыв рот тыльной стороной
руки.
– Да, уже поздно, – сказал Джад. – Может, на этом закончим?
– Еще не поздно, – возразил Луис. – Просто выпито немного
больше, чем обычно. Продолжай, Джад. Я хочу услышать всю историю до конца.
– Мой отец оставил с обеда кусок старого сала, – продолжал
Джад, – и он нес его в руке и размахивал им. Да еще зачем-то свистел. Уже
начинало темнеть, но он и в сумерках заметил меня и сказал: «Эй, давай сюда,
Джадкинс! – он любил так меня называть. А потом, – Где твой?..» Он не
продолжил, потому что вспомнил, а тут из темноты выбежал Спот, но бежал он не
как обычно, готовый напрыгнуть на отца, показать, что рад видеть его, а как-то
вяло, поджав хвост. Мой отец тогда выронил кусок сала и отступил. Мне показалось:
отец тоже подожмет хвост и попятится, побежит к забору, но он стоял, как
вкопанный, глядя на пса. А когда Спот подпрыгнул, отец схватил его за передние
лапы и держал их, словно пальчики дамы, с которой готовился пуститься в пляс.
Он долго смотрел на пса, потом на меня, и, наконец, сказал: «Его нужно
выкупать, Джад. Он него воняет землей». А потом отец ушел в дом.
– И что ты стал делать? – поинтересовался Луис.
– Снова искупал его. Спот также спокойно сидел в ванне.
Когда я вернулся в дом, мама уже спала, хотя еще не было девяти часов. Мои отец
сказал: «Мы должны поговорить, Джадкинс». И я сел рядом с ним, а он говорил со
мной, как никогда раньше в моей жизни.., словно запах жимолости, растущей возле
твоего дома, сменил запах роз, – Джад Крандолл вздохнул. – Я всегда думал,
Луис: хорошо, когда с тобой говорят так, но в тот вечер такое обращение мне не
понравилось. Ни чуточки. Весь вечер в тот день у меня было ощущение, словно я
смотрелся в зеркало, висящее прямо передо мной, через другое зеркало и видел
себя, идущим через анфиладу зеркал. Сколько это длилось… Ощущение то же, как
когда занимаешься сексом, но никак не кончить.
– Твой отец знал об этом месте.
– Конечно. «Кто показал тебе его, Джад?» – спросил он меня,
и я рассказал ему. Он лишь кивнул, словно такого ответа и ждал. Я решил, что,
возможно, все так и есть, хотя потом узнал, что в то время в Ладлоу было шесть
или даже восемь человек, которые могли отвести меня туда. Я решил, что отец
знает: Станни Б. – единственный настолько безумный, чтоб по-настоящему заняться
этим.
– Ты спрашивал, почему он сам не отвел тебя туда, Джад?
– Да, – сказал Джад. – Во время нашего долгого разговора
спросил об этом. И отец сказал мне: это – плохое место, даже больше, и в этом
месте нет ничего хорошего ни для людей, потерявших своих домашних любимцев, ни
для самих животных. Он спросил меня, нравятся ли мне те перемены, что произошли
со Слотом? И ты знаешь, Луис, я долго еще пытался ответить на этот вопрос.., я
хочу, чтобы ты понял мои чувства.., чтоб ты понял, потому что рано или поздно
ты придешь и спросишь меня, почему я отвел тебя туда, если это – плохо? Не так
ли?
Луис кивнул. Что подумает о Черче Элли, когда вернется? Луис
о многом передумал, пока играл в теннис со Стивом Мастертоном.
– Может быть, я сделал это потому, что дети должны знать о
том, что иногда Смерть – лучший выход, – с трудом произнес Джад. – Элли это
должна знать. Я решил, что она этого не знает, потому что этого не знает твоя
жена. Теперь можешь сказать, если я ошибаюсь, и оставим эту тему.
Луис открыл рот, а потом закрыл его, ничего не сказав. Джад
продолжал. Говорил он очень медленно, выдавливая слово за словом, так же как на
Маленьком Болоте Бога в предыдущую ночь.
– Я видел, как время от времени такое случается, –
рассказывал он. – Я помню, говорил тебе, что Лейстер Морган похоронил там
своего быка, Черного Ангуса по имени Ханратт. Разве не глупое имя для быка?
Умер он от какой-то язвы, и Лейстер тащил его туда на санях. Как он сделал это,
как перелез через бурелом.., я не знаю.., но говорят, что если захочешь это
сделать, то обязательно получится. И как только он дотащил быка до той земли,
где хоронят.., это все – чистая правда. Ладно… Ханратт вернулся, но Лейстер
пристрелил его через две недели. Бык изменился, в самом деле изменился. Но он
был единственным зверем, о котором я такое слышал. Большинство из вернувшихся
кажутся.., немного заторможенными.., немного медлительными.., немного…
– Немного мертвыми?
– Конечно, – согласился Джад. – Немного мертвыми. Словно они
побывали.., где-то.., и вернулись назад.., но не до конца. Однако, твоя дочь не
узнает о том, что ее кот попал под машину, был убит и вернулся назад. Ты,
конечно, можешь ей сказать, но так нельзя… Но…
– Но нет правил без исключений, – сказал Луис больше для
себя, чем для Джада.
– Да, – согласился Джад. – Иногда ты можешь сделать
исключение. Может быть, после этого твоя дочь узнает что-то о Смерти.., о том
месте, где кончается боль и начинаются хорошие воспоминания. Ты не скажешь ей
это прямо: она все приукрасит для себя. А если она чем-то и нравится мне, так
это тем, что любит своего кота, тут нет ничего язвительного, дурного или
чего-то в таком духе. Она любит кота, и она сама все решит и вздохнет с
облегчением, когда кот на самом деле умрет.
– Так вот почему ты отвел меня туда, – проговорил Луис.
Теперь он чувствовал себя лучше. Он получил какое ни на есть объяснение.
Объяснение получилось несколько расплывчатым; оно основывалось больше на
ощущениях, чем на рациональной логике, но сейчас оно его устраивало. Значит, он
может забыть о том, что подумал, когда прошлым вечером на краткое мгновение
увидел лицо Джада… тот неприятный, дурной взгляд… Теперь все нормально.
