Луис заколебался. Он захотел сделать что-то, только не знал,
что именно.
– Ты не хочешь, чтобы я тебя уложил?
– Да, пожалуйста, – попросила Элли.
– Может.., ты будешь спать с мамой?
– Нет.
– Точно?
Элли слегка улыбнулась.
– Да. Она всегда стягивает одеяло.
Луис снова улыбнулся.
– Тогда ложись.
Действительно, Елена попыталась прихватить стул с собой в
постель. Девочка поставила его в голове кровати и абсурдная картина родилась в
голове Луиса: вот так могла бы выглядеть приемная самого маленького в мире
психиатра. Елена разделась, положила фотографию Гаджа на свою подушку. Надев
пижаму, она взяла фотографию и пошла в ванную; там она положила фотографию на
раковину, причесалась и приняла успокоительное. Потом, снова взяв фотографию,
отправилась с ней в постель.
Луис, присев рядом с дочерью, сказал:
– Я хочу, чтобы ты знала, Элли, если мы сохраним нашу любовь
друг к другу, мы прорвемся.
Каждое слово напоминало жалобный скрип ручной тележки,
наполненной мокрыми тюками, и Луис, чувствуя себя опустошенным, едва смог это
выговорить.
– Я хотела бы быть более стойкой, – печально сказала Элли. –
И я хотела бы уметь молиться, чтобы попросить Бога вернуть Гаджа назад.
– Элли…
– Бог вернет его назад, если захочет, – сказала Элли. – Он
же может сделать все.., все.., все…
– Элли, Бог не может творить такие чудеса, – тяжело сказал
Луис и мысленно увидел Черча, сидевшего на стульчаке унитаза, смотревшего на
Луиса тусклым взором.
– Бог делал так, – заявила Элли. – В Воскресной Школе
учитель рассказывал Мэри о парне по имени Лазарь.
Он умер, а Иисус вернул его к жизни. Иисус сказал Лазарю:
«Восстань!» Еще учитель говорил, что если Бог скажет, так любой восстанет из
могилы. А тогда Иисус оживил только Лазаря.
Луис издал какой-то нелепый звук (день пения и невнятного
абсурдного бормотания.., во денек!).
– Элли, это случилось так давно.
– Вот поэтому я и держу все наготове, – сказала Элли. – Вот
фотография и его стул…
– Но, Элли, ты чересчур большая, чтобы сидеть на стульчике
Гаджа, – заметил Луис, взяв ее за горячую, словно в лихорадке, руку. – Ты..,
его сломаешь.
– Бог поможет и стульчик не сломается, – сказала Элли. Ее
голос был спокойным, но Луис заметил темные круги у нее под глазами. Взглянув
на дочь с болью в сердце, он отвернулся. Может быть, когда сломается стульчик
Гаджа, она поймет, что случилось непоправимое.
– Я хочу иметь фотографию и стул под рукой, – сказала
девочка. – Я и завтрак его съем.
Гадж и Элли обычно завтракали овсянкой. Однажды Элли даже
заявила, что Гадж ест свою порцию, словно мертвых жуков. Если «Кокао Беарс»
были единственным сортом овсянки в доме, Элли ела вареные яйца.., или совсем
ничего не ела.
– Буду есть даже бобы, которые ненавижу, и читать книжки
Гаджа и.., и.., ты, папа, понимаешь.., буду готова.., в случае…
Она снова заплакала. Луис не пытался ее утешить, только
убрал ей волосы со лба. Элли говорила с каким-то безумным чувством уверенности,
уверенности в том, что так будет. В этом было что-то настораживающее, что-то
вызывающее любопытство. Сохранить Гаджа в настоящем, словно живого, не дать ему
уйти; помнить, когда Гадж делал то.., или это.., конечно, это здорово..,
хороший, добрый Гадж, божественный ребенок. Тогда не будет такой боли от
потери, все будет не так реально. «Если Элли это понимает, – подумал Луис, –
тогда ей легче будет перенести смерть Гаджа».
– Не надо больше кричать, Элли, – сказал он. – Не будешь же
ты теперь все время плакать.
Будет.., по крайней мере, еще минут пятнадцать. Еще до того,
как она перестала плакать, ее потянуло в сон. Может, она уже уснула к тому
времени, как часы внизу пробили десять.
«Храни его живым, Элли, если ты так хочешь, – подумал Луис и
поцеловал дочь. – Такое отступление – нездоровое явление, черт возьми, но я так
поступил, потому что знаю.., придет день, может, даже в эту пятницу, когда ты
забудешь взять с собой фотографию, и я увижу ее лежащей на постели в пустой
комнате, когда ты поедешь покататься на велосипеде по дорожке или когда ты
отправишься на прогулку в лес или в гости к МакГовин. Тогда Гаджа с тобой не будет,
вот тогда он и исчезнет.., вот где выход для маленьких девочек. Тогда смерть
Гаджа станет тем, что случилось в 1984 году. Прошлым».
Покинув комнату дочери, Луис мгновение постоял, подумывая
(не серьезно, конечно) о том, чтоб пойти лечь спать.
Он-то знал, что на самом деле нужно ему, и собирался
заняться этим…
* * *
Луис Алберт Крид сидел и меланхолично напивался. Внизу в
подвале стояло пять упаковок светлого пива «Считз». Луис всегда пил пиво. Джад
пил пиво. Стив Мастертон пил его. Мисси Дандридж могла при случае выпить
бутылку или две, пока смотрела за детьми («ребенком», – напомнил сам себе Луис,
направившись вниз в подвал). Даже миссис Чарлтон, когда заходила к ним, не
брезговала ни пивом (если, конечно, это было светлое пиво), ни вином. Однажды,
в конце зимы, Чарлтон купила десять коробок светлого пива «Считз» на распродаже
пивоваров «А В». «Останавливаюсь у вас каждый раз, когда еду к Джулио в
Оррингтон, – сказала она, – и вы всегда успокаиваете меня бутылочкой „Роберта
Паркера“… Но ведь любое пиво в холодильнике – хорошее пиво после долгой
поездки, так? Так выпьем светлого и подумаем о деньгах, которые вы сэкономили».
Конец зимы. Тогда все было в порядке. Тогда все было в порядке. Хорошо.., как
быстро и легко все делится на плохое и хорошее.
Луис принес упаковку пива и высыпал банки в холодильник.
Потом взял одну, прикрыл дверцу холодильника и открыл пиво.
Медленно, заискивая, появился Черч, но, когда хлопнула дверца холодильника,
метнулся в сторону и вопросительно уставился на Луиса. Кот не спешил подходить
ближе; слишком часто получал от Луиса болезненные пинки.
– Для тебя ничего нет, – сказал Луис коту. – Все, что ты
должен был перевести на говно сегодня, ты уже получил. Если хочешь чего-нибудь
еще, иди и убей птицу.
Черч спокойно стоял, глядя на Луиса. Выдув полбутылки пива,
Луис почувствовал, что голова его почти вернулась на свое место.
– Значит, ты не хочешь есть? – спросил он. – Лень убить
кого-нибудь на ужин?
Черч не спеша отправился в гостиную, поняв, что ему ничего
съестного не перепадет. Через мгновение Луис последовал за котом.
