— Когда?
— Мне удалось поймать твое лицо, когда ты пела своим ученикам “Походную песню” на берегу. У меня много разных карандашных набросков, но эта картина наиболее удачная из всех. Мне не удается твой полный портрет, но улыбка получилась… Мне кажется. — Он повернулся к матери. — Хочешь взглянуть, мама?
— Просто умираю. — Она торопливо подошла к софе и облокотилась на плечи Роберта. — Хорошая работа, Тони. Действительно хорошая.
— Ну, не совсем, — вздохнул он.
— Очень удачная. Если учесть, что тебе пришлось иметь дело с крайне сложной натурой.
— Она чуть не довела меня.
— Представляю.
— Зачем же ты потратил на меня столько времени? — спросила Дженни, чувствуя неловкость оттого, что находится в центре внимания.
— Почему потратил? — в один голос воскликнули мать и сын и сами же рассмеялись.
— Нет, правда, это и в самом деле что-то необыкновенное, — признал Роберт. — Огромное тебе спасибо. Я повешу ее в спальне, чтобы видеть ее все время.
— Хорошая мысль! Добрая улыбка душу лечит, — поддразнил брата Тони. — Ты думаешь, почему мне нравится с ней жить?
— Тони! Но в жизни я не такая, — возразила Дженни.
Он чуть нагнулся и пальцем приподнял ее подбородок.
— Девочка моя, у каждого свое представление о красоте. Я наблюдал тебя в течение шести месяцев и знаю настоящую цену твоей улыбки.
— Ты польстил мне, это точно.
У картины собрались и остальные.
— Похоже, — заявил Питер.
— И да, и нет, — неопределенно отозвалась Миранда.
— Ты передал суть, — задумчиво произнес Эдвард Найт.
Роберт взглянул на отца. Их глаза встретились, и отец кивнул. Роберт снова направил свой живой изучающий взгляд на Дженни. На переносице появились небольшие морщинки. Дженни вдруг пришло в голову, что отец и старший сын отлично понимают друг друга, подобно тому как тесное взаимопонимание существует между Тони и матерью. Долгий и внимательный взгляд Роберта пробудил в ней щемящую тоску. Захотелось сказать: “Да, да, смотри на меня и только не отводи глаз”. Но не хватило духу, она моргнула и сама опустила глаза.
Анабелла Найт завела разговор о пейзаже, который им подарил Тони, и вся семья принялась рассматривать эту работу со всех сторон и обсуждать ее достоинства. Дженни уже видела картину раньше, поэтому задержалась у своего портрета. Роберт остался с ней.
— Ты и вправду такая, когда поешь, Дженни, — проговорил он.
Она посмотрела на портрет и покачала головой.
— Совсем не похоже. Во-первых, куда он девал целую кучу веснушек? — самокритично спросила она.
— Ты думаешь, что состоишь из одних веснушек?
— Зачем мне думать? Я не слепая. Я их вижу в зеркале.
Он рассмеялся.
— Может, ты такая поборница истины, что пересчитываешь их по одной?
— Глупо себя обманывать.
— Недооценивать себя еще глупее. Главное — понять, чего ты стоишь, и извлечь из этого максимальную выгоду.
Она опять почувствовала в нем неукротимую силу. Легкая дрожь пробежала по телу. Ну и хищник, подумала она, не сумев разобраться, приемлет его точку зрения или нет. Одно ясно как день: ее влечет к нему. Сильно влечет. Почти неодолимо.
— Смотря что понимать под выгодой. Мы можем не сойтись во мнениях, Роберт, — задумчиво произнесла она.
— Если случай сулит тебе удачу, надо хватать ее, Дженни Росс. — При этих словах он поднял руку и, словно желая действительно что-то поймать сжал пальцы в кулак. Этот жест одновременно и взволновал и испугал ее своей символичностью. Она вдруг подумала, а что будет если эти руки схватят ее. Впервые в жизни сладкая волна желания растеклась по жилам. — Скажи мне, — продолжал он. — У тебя есть еще собственные песни, кроме той, которую ты исполнила вчера вечером?
— Да так, бренчу на гитаре. — Она пожала плечами, внезапно оробев под его взглядом, потом добавила: — Мне просто доставляет удовольствие их сочинять.
— Сколько их у тебя?
— Думаю, около десятка, — неохотно призналась она.
— Споешь их мне?
Она смотрела на него, растерявшись от такой просьбы и в то же время обрадовавшись интересу, который он выказывал. Пальцы от волнения дрожали.
— Они… они… недоработаны. Они хуже той, что я посвятила отцу. Над той песней я много работала, потому что писала ее специально для отца. А остальные… они просто для себя.
Он улыбнулся.
— Все равно, мне бы хотелось их послушать.
Щеки у Дженни порозовели, словно радость, бушевавшая у нее внутри, прорвалась наружу. Он действительно заинтересовался… ее музыкой. Неважно, пусть пока только музыкой.
— Хорошо. Я сыграю их тебе.
— Может быть, сегодня днем? Рождественский ланч подадут позже обычного. Потом святое дело — отдохнуть. Думаю, в четыре будет в самый раз.
— Хорошо, тогда в четыре. — Ее уже не заботило, что он может прийти в ужас от ее песен. Главное, она будет с ним. Они будут говорить. Будут вместе. И обязательно что-нибудь, произойдет.
— Слушай, Роб, — позвала Миранда, нарушив их уединенную беседу. — Вчера я говорила Тони, а тебе, когда ты вернулся, забыла сказать. Деннис и Лорна Фриманы приглашают нас сегодня к себе. Просто так, по-соседски, где-то после четырех. Думаю, надо пойти. Тебе понравится у них, Дженни. Это совершенно замечательная пара, хоть и несколько не от мира сего.
Роберт вздохнул и, улыбнувшись, искоса посмотрел на Дженни.
— Ну, Миранда, ты разбила все наши планы.
Дженни с трудом скрывала разочарование.
— Какие планы? — спросила Миранда.
— У Дженни оказался целый арсенал песен собственного сочинения. Я уговорил ее исполнить их для меня.
Тони вскинул голову и торжествующе улыбнулся Дженни.
— Видишь? Говорил я тебе, что ему понравилось? Подожди, Роб, вот ты услышишь “Походную песню”, тогда кровь у тебя закипит.
— Придется подождать, пока вы уйдете в гости.
— А ты не пойдешь? — разочарованно спросила Миранда.
— Я и так устал от этих светских мероприятий. Извинись за меня.
— Пойдем, Роб. Рождество же, — стал настаивать Тони.
— Будь великодушен, ты хочешь сказать. Не могу. Особенно к некоторым из женщин. Меня совершенно не вдохновляет общество Лорны Фриман.
— Вот это да! Неужели она до сих пор не дает тебе проходу? — засмеялся Тони.
— У этой женщины мертвая хватка.
— Бедный Роб, — посочувствовал Тони. — Ну ладно. Мы втроем утешим Лорну.
