— Я не навязывал им богов. Они могли выбрать Семерых или красного бога, но предпочли деревья, ясно понимая, с какой опасностью это сопряжено.
— Плакальщик все еще где-то там, в лесу.
— До рощи, даже по снегу, ехать не более двух часов. Вернемся к полуночи.
— Одичалым хватит. Неразумно это, милорд.
— Однако необходимо. Эти люди собираются посвятить свою жизнь Ночному Дозору, вступить в братство, существующее несколько тысяч лет. Слова имеют значение, традиции тоже. Они связывают вместе простых и знатных, старых и молодых, благородных и подлецов. Всех нас делают братьями. — Джон хлопнул Мурша по плечу. — Мы вернемся, даю вам слово.
— Живыми, милорд? Или как головы с выколотыми глазами на копьях? Обратно вы поедете ночью, по колено в снегу. Это хорошо, что с вами будут опытные разведчики, но Черный Джек Бульвер и ваш дядя Бенджен Старк тоже не раз бывали в лесу…
— У меня есть то, чего у них не было. — Джон свистнул и позвал: — Призрак, ко мне. — Разведчики раздались, пропуская лютоволка; Рори едва удержал испуганную кобылу. — Оставляю Стену на вас, лорд Боуэн. — Джон взял серого под уздцы и повел к ледяному туннелю, ведущему на ту сторону.
За Стеной их встретил тихий, закутанный в белые плащи лес. Разведчики с рекрутами садились по коням и строились, Призрак принюхивался.
— Ну что, есть там кто-нибудь? — спросил его Джон. Лес, сколько хватал глаз, был пуст, а дальше — кто знает.
Призрак пробежал между двумя соснами и скрылся в облаке снежной пыли. Почуял что-то, но что? Джон боялся не столько за лютоволка, сколько за одичалых, которые могли ему встретиться. Белый волк в белом лесу, тихий, как тень, — они и ахнуть не успеют. Но гнаться за Призраком бесполезно: он придет, когда сам захочет, не раньше. Джон толкнул коня каблуками, и весь отряд, проламывая наст, потянулся в лес. Они двигались ровным шагом, все дальше уходя от Стены.
Гвардейские сосны и страж-деревья укрылись снегом, голые ветки широколистов обледенели. Тома-Ячменя Джон послал вперед по знакомой дороге в белую рощу, Большой Лиддль и Люк из Долгуна ехали по флангам с востока и запада. У всех разведчиков, помимо стальных клинков, имелись обсидиановые, на седлах висели боевые рога.
Все они хорошие бойцы и верны своим братьям. Неизвестно, какими они были до Стены, — можно не сомневаться, что прошлое у многих столь же черно, как плащи Ночного Дозора, — но здесь на них положиться можно. Капюшоны и шарфы скрывают их лица, но их имена, все до одного, отпечатаны в сердце Джона.
С ними едут еще шестеро, готовых произнести слова присяги. Конь родился и вырос в Кротовом городке, Эррон и Эмрик приехали со Светлого острова, Атлас торговал собой в Староместе на том конце Вестероса. Все они мальчишки, а вот Кожаному и Джексу уже за сорок. Сыны Зачарованного леса, имеющие собственных сыновей и внуков. Пока лишь они двое из шестидесяти трех человек, пошедших за Джоном Сноу, решились надеть черный плащ. Железный Эммет сказал, что учить их без толку — какие есть, такими и будут. Джон, Эммет и Боуэн Мурш после долгих раздумий назначили Кожаного, Джекса и Эмрика в разведчики, Коня в строители, Эррона и Атласа в стюарды. Им осталось лишь принести присягу.
Сейчас Эммет ехал рядом с командующим на очень косматой лошади — одна шерсть да копыта.
— Говорят, ночью в бабьей башне заваруха случилась? — спросил он.
Из этих шестидесяти трех девятнадцать — женщины. Джон разместил их в заброшенной башне Хардина, где сам спал, когда только приехал на Стену. Двенадцать из них копьеносицы, вполне способные защитить и себя, и младших от нежеланного внимания черных братьев. Отвергнутые-то и наделили башню новым именем, с которым Джон не хотел мириться.
— Три пьяных дурня приняли башню Хардина за бордель. Теперь они сидят в ледовых камерах и размышляют о своих прегрешениях.
Эммет поморщился.
— Мужчины есть мужчины, клятвы — только слова, а слова — ветер. Не лучше ли приставить к женщинам стражу?
— А стражу кто сторожить будет? — «Ничего ты не знаешь, Джон Сноу…» Но кое-что благодаря Игритт он все же узнал. Он сам нарушил свои обеты и не вправе ждать от братьев чего-то большего, однако с одичалыми лучше не связываться. «Либо женщина, либо нож — и то, и другое мужчина иметь не может», — говорила когда-то Игритт. Боуэн Мурш в целом прав: башня Хардина — это растопка, только и ждущая искры. — Я хочу еще три замка открыть, — сказал Джон. — Глубокое Озеро, Соболий, Бочонок. Их населит вольный народ, только начальники будут наши. В Бочонке, помимо командира и главного стюарда, будут жить одни женщины. — Без шашней все равно, конечно, не обойдется, но расстояние сильно их затруднит.
— И какой же бедолага будет командовать таким гарнизоном?
— Тот, который со мной рядом едет.
Смесь восторга и ужаса, отразившаяся на лице Железного Эммета, стоила доброго кошеля золота.
— За что вы так меня невзлюбили, милорд?
— Одного не брошу, не бойся, — фыркнул Джон. — Дам тебе Скорбного Эдда в стюарды.
— То-то обрадуются копейные женки. Могли бы и магнару замок пожаловать с тем же успехом.
— Пожаловал бы, кабы мог ему доверять. — Джон больше не улыбался. — Боюсь, что Сигорн винит меня в смерти отца. Притом он воспитан, чтобы приказывать, — подчинение не его стезя. Не путай теннов с вольным народом. Магнар на старом языке значит «лорд», но Стиру они поклонялись скорее как богу, и сын его из того же теста. Я не требую, чтобы люди становились передо мной на колени, но подчиняться они должны.
— Так-то оно так, милорд, но что-то с ним делать надо — как бы хлопот не вышло.
«Хлопоты — удел лорда-командующего», — мог бы ответить Джон. Поездка в Кротовый городок их только прибавила, и женщины из них самая меньшая. Халлек оправдал его наихудшие ожидания, а среди черных братьев есть лютые ненавистники одичалых. Кто-то из людей Халлека уже отсек ухо одному из строителей, и это, можно не сомневаться, еще цветочки. Надо поскорее наладить братца Хармы в Глубокое Озеро или Соболий, но оба эти замка совершенно непригодны для проживания, а Отелл Ярвик со своими строителями до сих пор занят в Твердыне Ночи. Джон порой думал, что напрасно не дал Станнису увести с собой одичалых — пусть бы их там перебили всех до последнего. «Ничего я не знаю, Игритт, — мысленно каялся он. — Возможно, и не научусь никогда».
До рощи осталось полмили. Сугробы розовели под косыми солнечными лучами. Всадники пересекли замерзший ручей между двумя обледенелыми скалами и двинулись на северо-восток по звериной тропе. Порывистый ветер кидал снег в глаза. Джон поднял капюшон, закрыл рот и нос шарфом.
— Теперь уж недалеко, — сказал он, но отклика не было.
Тома-Ячменя он почуял до того, как увидел. Может, не он почуял, а Призрак? Последнее время он даже наяву чувствовал свою неразрывную связь с лютоволком. Сначала из леса, отряхиваясь, выскочил именно он, потом показался Том.
