Промокший насквозь Давос ждал. Веревка впивалась в кожу. Одно слово этого лорда, и его вздернут на систертонской виселице, но тут хоть дождя нет, и под ногами твердый камень, а не колеблющаяся палуба. Горе, предательство и морские бури до смерти его измотали.
Лорд вытер рот рукой и прищурился, разглядывая ленту вблизи. В амбразурах снова сверкнула молния. Когда Давос сосчитал до четырех, грянул гром. В сменившей его тишине опять послышалась капель и гул под ногами, где волны захлестывали темницы замка. Давос мог вскорости там оказаться: его прикуют к полу, и он утонет, когда начнется прилив. Нет-нет. Так может умереть контрабандист, но не королевский десница. Лорд добьется большего, если продаст его своей королеве.
Лорд ощупал печати. Он был некрасив — здоровенный, мясистый, плечищи как у гребца, шеи нет вовсе. Щеки и подбородок покрывала жесткая седая щетина, над массивным лбом простиралась лысина. Нос бугристый, в лопнувших жилках, губы толстые, между тремя пальцами правой руки перепонка. Давос слышал, что у некоторых лордов Трех Сестер есть перепонки на руках и ногах, но относил это к числу морских баек.
— Развяжите его, — приказал лорд. — И перчатки снимите. Покажите мне его руки.
Капитан повиновался. Когда он поднял вверх левую руку пленника, новая молния бросила тень от укороченных пальцев Давоса Сиворта на рубленое лицо Годрика Боррела, лорда Пригожей Сестры.
— Ленту украсть всякий может, но пальцы твои не лгут. Ты Луковый Рыцарь.
— Меня и худшими именами называли, милорд. — Давос, сам теперь лорд, рыцарем стал давно, но в глубине души остался тем же контрабандистом низкого звания, купившим себе рыцарство за груз соленой рыбы и лука.
— Ну да. Предатель, мятежник, перебежчик.
Последнее имя Давосу не понравилось.
— Я ни к кому не перебегал. Всегда служил одному королю.
— Если Станнис — король, то да. — Черные глаза лорда тяжело оглядели Давоса. — Рыцари, причаливающие к моим берегам, приходят ко мне в чертог, а не в «Китовое брюхо», этот контрабандистский притон. Вернулся к старому ремеслу, Луковый Рыцарь?
— Нет, милорд, просто искал судно, идущее в Белую Гавань. У меня поручение от короля к ее лорду.
— Тогда ты попал не в то место и не к тому лорду, — почти весело указал лорд Годрик. — Это Систертон на Пригожей Сестре.
— Знаю. — «Ничего пригожего в твоем Систертоне нет, — добавил про себя Давос. — Сущий хлев, провонявший свиным навозом и тухлой рыбой». Давос хорошо помнил этот городишко по своему преступному прошлому. На Трех Сестрах веками собирались контрабандисты, а еще раньше острова были пиратским гнездом. Улицы Систертона — это брошенные в грязь доски, дома — крытые соломой мазанки, у Виселичных ворот всегда болтаются люди с выпущенными кишками.
— У тебя здесь, конечно, есть дружки, как у всякого контрабандиста. Некоторые из них и мои друзья тоже, а прочих я вешаю. Удавливаю медленно, с хлопающими о колени кишками. — Молния снова осветила чертог, и гром ударил уже на счет два. — Если тебе нужна Белая Гавань, что привело тебя в Систертон?
«Приказ короля и предательство друга», — подумал Давос и ответил вслух:
— Шторм.
От Стены отплыло двадцать девять кораблей. Давос удивился бы, узнав, что хотя бы половина из них уцелела. Ненастное небо, резкий ветер и ливни преследовали их вдоль всего побережья. Галей «Оледо» и «Старухин сын» напоролись на рифы у Скагоса, острова единорогов и каннибалов, куда опасался заходить даже «Слепой бастард», большой когг, потопленный Салладором Сааном у Серых Скал. «Станнис мне заплатит золотом за каждый корабль», — кипятился Салла. Словно некий разгневанный бог взимал с них дань за легкий переход от Драконьего Камня на север. Новый шторм сорвал снасти с «Обильной жатвы», и пришлось взять ее на буксир. В десяти лигах севернее Вдовьего Дозора море снова взыграло; «Жатву» бросило на одну из ведших ее галей, и обе пошли ко дну. Весь остальной лиссенийский флот разбросало по Узкому морю. Одни корабли, возможно, дотащатся до какой-нибудь гавани, других никто уже не увидит.
«Салладор Нищий, вот кем сделал меня твой король, — жаловался Салла, когда остатки его флотилии ковыляли через Укус. — Салладор Разбитый. Где мои корабли? Где золото, которое мне обещали?» Давос уверял, что ему непременно заплатят, но Саллу это не умилостивило. «Когда же это? Завтра, в новолуние, при новом пришествии красной кометы? Он обещает мне золото и драгоценные камни, а я и в глаза их не вижу. Может ли Салладор Саан быть сыт королевским словом? Может ли утолить жажду пергаментами и восковыми печатями? Может ли уложить обещания на перину и драть их до поросячьего визга?»
Давос уговаривал его сохранить верность Станнису. Бросив его, Салла обещанного золота и вовсе никогда не получит: победоносный король Томмен вряд ли станет платить долги своего побежденного дядюшки. Единственная надежда — набраться терпения и поддерживать Станниса до восшествия его на Железный Трон.
Возможно, какой-нибудь сладкоречивый лорд убедил бы пирата, но речи Лукового Рыцаря еще больше взбесили Саллу. «Я терпел на Драконьем Камне, когда красная женщина жгла деревянных богов и вопящих людей. Терпел по пути к Стене. Терпел холод в Восточном Дозоре. Тьфу на твое терпение и на твоего короля! Мои люди изголодались. Они хотят снова лечь со своими женами, пересчитать своих сыновей, увидеть Ступени и увеселительные сады Лисса. Лед, шторм и пустые обещания в перечень их желаний не входят. На Севере чересчур холодно и становится все холоднее».
Давос знал, что рано или поздно это случится. Он любил старого негодяя, но доверять Салле мог только полный дурак.
— Шторм, — нежно, как имя возлюбленной, повторил лорд. — До прихода андалов на Сестрах поклонялись штормам. Нашими богами были Владычица Волн и Владыка Небес. Совокупляясь, они каждый раз порождали бурю. Королям до Сестер дела никогда не было, мы ведь бедны, — однако шторм почему-то занес тебя именно к нам.
«Меня привез сюда друг», — поправил мысленно Давос.
— Можешь идти, — сказал капитану лорд Годрик, — и помни: этого человека здесь не было.
— Так точно, милорд. — Капитан удалился, оставляя на ковре мокрые отпечатки сапог. Море рокотало под полом. Вдали громыхнула дверь, за окнами, словно в ответ, вспыхнула молния.
— Если вы переправите меня в Белую Гавань, милорд, — сказал Давос, — король сочтет это актом дружбы.
— Туда или в холодную мокрую преисподнюю — это уж мне решать.
«Можно подумать, в Систертоне у тебя рай». Давос боялся худшего. Три Сестры, суки этакие, верны только себе самим. Присягали они вроде бы Арренам из Долины, но вассалы из них никудышные.
— Сандерленд вытребует тебя, если прознает. — Боррел, лорд Пригожей Сестры, Лонгсторп, лорд Длинной, и Торрент, лорд Малой, подчинялись Тристону Сандерленду, лорду всех трех островов. — И продаст тебя королеве за горшок ланнистерского золота. У бедняка с семью сыновьями, которые все метят в рыцари, каждый дракон на счету. — Лорд, взяв деревянную ложку, снова принялся за похлебку. — Я проклинал богов, посылавших мне одних дочерей, пока не услышал, как Тристон жалуется на цены боевых скакунов. Знал бы ты, сколько рыбы требуется отдать за одни-единственные доспехи.
