Когда она потащила его танцевать, Мазур даже обрадовался —
беседа надоела хуже горькой редьки, особенно журналист, после третьего бокала
домогавшийся за пятьсот долларов приобрести охапку секретов военно-морского
флота (должно быть, прослышал, что в России нынче все продается задешево).
— А не сбежать ли нам отсюда? — спросила она,
прижимаясь к Мазуру вопреки располагающей к быстрому танцу мелодии.
— Надо подождать Мигеля, — сказал он тихо. — Он же
потом нас не найдет, а ночевать ему негде…
— Ну хорошо… Я тебя не пугаю? Я почему-то многих пугаю,
от меня иногда шарахаются…
— Русского человека уже никто и ничто напугать не
может… — сказал он чистую правду.
— А ты меня правда хочешь?
— Мадам, — сказал он ей на ухо, — офицеры русского
флота еще не настолько пали, чтобы за бокал шампанского исполнять роль жиголо…
— Ну извини, — она прижалась теснее и хихикнула,
определив, что за его словами таится наглядный элемент искренности. — Я иногда
бываю такой дурой, такой дурой… А стрельба будет?
— С чего ты взяла?
— Полковник, я у вас что-то такое твердое чувствую во
внутреннем кармане…
— Где?
— Только не надо меня сбивать с мысли… И во внутреннем
кармане тоже. Мигель так загадочно исчез… А вон те две кошки в углу глаз с тебя
не сводят, и взгляды у них совсем не женские, а такие, я бы сказала,
полицейские… Мой дядя был начальником полиции в Чамиантане, к нему вечно
приходили всякие типы оттуда, я-то насмотрелась на их глазки… Тут готовится
что-то шпионское?
— Глупости, — сказал он убедительно. — Это ты
насмотрелась голливудских фильмов про Россию.
— Слезы Христовы, я вообще не смотрю фильмы! Просто ты
имеешь дело с женщиной из Санта-Кроче, сердце мое. У нас там за последние сто
лет было восемьдесят переворотов… нет, кажется, восемьдесят один, я не
посчитала дурака Чавеса… А еще у нас полиция воюет с герильей, армия с флотом,
а политики — друг с другом. И ты хочешь, чтобы мы не научились за милю
различать, когда что-то готовится? Полковник, ты дурного мнения о женском уме…
Вы все становитесь такие загадочные, такие мачо, когда собираетесь устроить
заварушку с пальбой… Счастье ваше, что во главе тайной полиции никогда не
ставили женщин, — иначе три четверти переворотов провалились бы из-за того, что
женщины заранее распознавали заговорщиков. Во-первых, заговорщик перестает
спать с женщинами, потому что тратит все силы на дурацкую болтовню, во-вторых,
становится жутко таинственным, в-третьих, все следят за всеми и делают это так
по-дурацки… Те трое определенно за тобой следят… но зачем им за тобой следить,
если вы с Мигелем чисто случайно попали на корабль? Хотя они к нам сели уже в
этом городе… не могу произнести… Положительно, милый, здесь назревает что-то
интересное…
— Хочешь посмотреть?
— Вот уж нет, — серьезно сказала она. — Дома
насмотрелась. Я хочу отдохнуть и развлечься в вашей стране… ты же не
собираешься осуждать бедную одинокую женщину за такое желание? О, вот и Мигель
появился, и у него очень нехороший взгляд… но как талантливо он притворился
беззаботным, едва направился к нам…
Мазур до сих пор не мог определить, имеет он дело со
взбалмошной дурой, временами удивительно точно попадающей в яблочко, или она умнее,
чем кажется. И махнул рукой, прижимая ее покрепче, чувствуя сильное тело под
легким костюмом…
— Быть может, пойдем на палубу полюбоваться морем? —
предложила она.
— Не стоит. Здесь вечерами холодно.
— Тогда уйдем по-английски? Мигель, вам еще не надоело
это общество? Пойдемте, я покажу вам вашу каюту… вон идет Хесус, сразу видно,
что выполнил все в точности, — а посмел бы не выполнить…
Меланхоличный Хесус кратко о чем-то доложил. Судя по
довольному лицу доньи Эстебании, поручения были выполнены в точности, и никак
иначе.
Они направились к выходу. Компания Джен старательно
притворилась, что вовсе на них не смотрит. В коридоре попался господин Белов,
раскланялся с натянутой улыбочкой, не сказав ни слова. Мазуру нестерпимо
хотелось оглянуться — ощущение направленного в спину злого взгляда было
чересчур уж реальным, — но он пересилил себя.
Хвоста вроде бы не было, хотя кое-где и стояли плечистые
мальчики с табличками на лацканах, но вряд ли их тут расположили из-за Мазура с
Кацубой. В безукоризненно чистых, сверкающих коридорах, по которым они
проходили, уже начинались кое-какие приготовления к пресловутому ночному балу,
о котором упоминал капитан: столь же безукоризненные услужающие обоего пола
прикрепляли гирлянды, разномастные национальные флажки, цветные лампочки.
— Убогость, — прокомментировала мимоходом донья
Эстебания. — Я нисколечко не хочу обидеть вашу страну, просто настоящие
карнавалы и балы можно увидеть только на нашем континенте. Мигель не даст
соврать, он ведь мне говорил, что был на карнавале в Жагасо, и я верю, что он
там действительно был, только тот, кто видел эту феерию своими глазами, может
такое рассказать… Ну вот, мы пришли. Вам сюда, Мигель, а вы, полковник, не
откажетесь ли выпить на ночь глоток шампанского?
— Не откажусь, — церемонно раскланялся Мазур.
Кацуба, безмятежно улыбаясь во весь рот, словно отпускал
веселую шутку, бросил Мазуру по-русски:
— Когда управишься — приходи, дела хреновые…
Нечего сказать, хорошенькое напутствие перед трудами
праведными… Впрочем, это можно понимать и так, что прямой опасности пока нет,
иначе так и сказал бы.
Распахнув дверь, донья Эстебания потянула Мазура в темноту с
уверенностью человека, успевшего обжить временное пристанище. Вспыхнула лампа в
углу.
Он хотел изречь нечто подходящее к случаю — романтическое,
что ли, — но ничего не придумал с ходу. Наплевать ей было на преамбулы — звонко
щелкнув замком, подошла, прижалась и без особых церемоний начала расстегивать
на Мазуре пуговицы так, что он на миг почувствовал себя наивной семиклассницей,
соблазняемой нахалом-физруком.
И решил показать, чего стоят русские медведи — коли уж
заставляют играть в дурацкой комедии, женщина тут совершенно ни при чем, она-то
искренне верит, что залучила в постель ощутившего к ней неподдельный интерес
морячка… Опустил ее на пушистый ковер, бесцеремонно освободил от всего лишнего
и без изысков взял. Судя по нехитрым ответным действиям, она тоже не жаждала
изысканных переплетений в парижском стиле: притянула к себе, вонзив ногти в
спину и отвечала без затей, заставляя проникать как можно глубже.
Потом, утолив первый голод, медленнее и изощреннее начала
использовать его по полной программе, шепча вперемешку с английскими словами
те, которых он не понимал — правда, семи пядей во лбу тут и не требовалось.
Криков и стонов было предостаточно, однако, рассуждая с цинических позиций
опытного мужика, он не узнал ничего неизвестного и пришел к выводу, что
пресловутые южноамериканские красотки ничем таким особенным не отличаются от
страстных женщин с родных просторов. Как оценивают его самого, он, конечно, не
спрашивал, но старался на совесть и, когда партнерша наконец замерла,
раскинулась на ковре, подумал чуточку горделиво: рановато нас списывать в
тираж, господа…
