Трехкомнатная квартира, куда они угодили, была битком набита
книгами и защитниками природы — преимущественно мужского пола в разной степени
алкогольного опьянения. У этой компании, отметил Мазур, имелось все же одно
несомненное достоинство: в нее было чрезвычайно легко в р а с т а т ь. Если
только тебя держат за своего — а их, конечно же, держали. Мигом со всеми
перезнакомились (Мазур тут же забыл большинство имен), хлопнули по стаканчику,
перемешались. Кацуба с маху собрал вокруг себя наиболее оживленных и принялся
им горячо объяснять, что одна из столиц российской демократии, а именно город
Санкт-Петербург, конечно же, поможет местным собратьям в их несгибаемой борьбе
против злокозненной военщины — для чего, собственно говоря, их могучая кучка
сюда и прибыла. Кацубу принимали на «ура». Ему, а заодно и случившемуся рядом
Мазуру, продемонстрировали священную реликвию — закатанный в пластик листок из
блокнота, на котором скачущим почерком психопата было начертано: «Да ну, херня
все это…» Оказалось, реликвия являет собою автограф самого Сахарова, с трепетом
извлеченный одним из присутствующих из мусорной корзины Верховного Совета в те
судьбоносные дни, когда судьба демократии еще висела на волоске.
Когда они воздали должное реликвии, многозначительно и
уважительно закатывая глаза, изобразив на лицах благоговейный трепет, шабаш
принял несколько более деловой оборот — Сережа, игравший здесь не последнюю
скрипку, вывалил на стол груду фотографий и каких-то машинописных листочков.
Кацуба, прежде чем во все это углубиться, украдкой толкнул Мазура локтем и
показал глазами на кухню. Ничего не попишешь, нужно было работать. Мазур
искренне надеялся, что физиономия у него простецкая и веселая — не станешь же
отрабатывать перед зеркалом обаятельные улыбки…
Потащился в кухню, как на эшафот. В комнате гомонили, рослый
и белобрысый варяжский гость Кристиансен громко обещал поддержку европейского
общественного мнения всем здешним начинаниям — для будущего заповедника он уже
успел подыскать звучное название «Северная жемчужина».
— Ага, вот и Володя забрел, — обрадованно сказала
Света. — Знакомьтесь, это Катя, это Володя. Володя у нас в теории не силен, на
него все эти разговоры только тоску наводят. Зато под водой — второй Ихтиандр.
Мазур вежливо раскланялся. Честно говоря, он уже гораздо
меньше сетовал на злую судьбу, заставившую выступать в роли
суперспецагента-обольстителя, — в жизни Катя оказалась даже симпатичнее, чем на
скверной черно-белой фотографии. Чертовски милая женщина, заставлявшая мужские
мысли поневоле сворачивать на проторенную дорожку. Судя по тому, как
непринужденно общалась с ней Света, они уже успели познакомиться, и Света
сделала все, чтобы с маху новую подругу обаять.
— Вот Володя нам колбасу и порежет, — как ни в чем не
бывало заявила Света. — Он у нас холостяк, а потому хозяйничать привычен.
И, прекрасно маскируя все под пустенькую женскую болтовню, в
три минуты успела вывалить Кате кучу полезной информации — что Володя Микушевич
золотой мужик, вот только женщин малость пужается по причине врожденной
робости, а потому сил не хватает равнодушно смотреть, как прозябает без женской
теплоты и участия человек мужественной профессии…. В таком примерно ключе. И
без предупреждения смылась из кухни под предлогом исполнения профессиональных
обязанностей.
— Вы действительно такой робкий? — спросила Катя не без
любопытства. — Наши водолазы — нахальней нахального, в себе уверены, как
бульдозеры…
— Да глупости, конечно, — сказал Мазур. — Это она так
шутит.
— Значит, и вы — как бульдозер?
«А ведь выгорит, — подумал Мазур, ведомый мужским
инстинктом. — Кокетство в голосок определенно подпущено».
Самое главное теперь — не держать долгих пауз и развивать
наступление. На тесной хрущевской кухоньке разворачивалась старая, как мир,
игра — женщина должна была не отпугнуть излишней холодностью симпатичного
нездешнего кавалера, но и не позволить ему питать вздорные мысли касаемо своей
легкодоступности. Кавалер, со своей стороны, должен был уверить, что он не
какой-то там истаскавшийся кобель, не способный пропустить ни одной юбки, что
он, старомодно выражаясь, очарован. А еще — что люди они взрослые, удрученные
одиночеством, а на дворе, вообще-то, приближается к самому концу двадцатый век,
пуританством отнюдь не грешащий…
Получается. Мазур видел по ее глазам, что у него есть все
шансы. И не терзался больше угрызениями совести — прав циник Кацуба, не юную
школьницу совращаешь, прекрасно знает, чего хочет, главное — жениться не
обещать…
Идиллию эту безбожно нарушил Сережа, ворвавшийся с воплем:
— Где-то тут колбаса была! Ага, вот… А вы что это
здесь? В отрыве от демоса?
— А мы тут кокетничаем в отрыве от демоса, — сказала
Катя не без вызова, и Мазур окончательно уверился: выгорит…
— И как, получается? — спросил Сережа скорее оторопело.
Катя оглянулась на Мазура, засмеялась и с тем же вызовом
отчаянно махнула рукой:
— А вот получается!
«Сука ты, каперанг», — подумал Мазур, многозначительно ей
улыбаясь. Сережа таращился на них так, словно впервые вспомнил о существовании
у гомо сапиенс двух полов, покрутил головой:
— Ну ладно, колбасу несите. Володя, а ты материалы так
и не посмотрел? Пошли-ка!
Мазур, насильно увлекаемый из кухни, успел еще переглянуться
с Катей, и оба рассмеялись.
— Ты сюда зачем пришел? — недовольно сказал Сережа. —
Работать или хвост распускать? — Судя по амплитуде его колебаний, он успел
осушить не меньше пары стаканов, пока Мазур подбирал ключики к сердцу милой
женщины. — Воркуете тут…
Мазур пожал плечами:
— Очаровательная женщина. Тоже из ваших?
— Да нет, — досадливо поморщился Сережа. — Надина
сестра. Ты же с Надей знакомился? Вот где толковая баба, вся жизнь в экологии,
без всяких воркований…
«И ничего удивительного», — подумал Мазур, с брезгливым
состраданием разглядывая помянутую Надю, ронявшую пепел с сигареты прямо на
стол и что-то громогласно растолковывавшую Кацубе, чуть ли не тыча его носом в
загадочный синий график. Остренькая истеричная физиономия, пучок волос,
стянутых чуть ли не аптечной резинкой, дерганые жесты, землистого цвета кожа…
Б-р-р!
— Родные сестры? — спросил он.
Мазур мысленно передернулся. Надо же, как замысловато любит
пошутить природа…
Он покорно уселся за стол. Сережа тут же навалил перед ним
гору бумаги — пачку газетных вырезок, продемонстрированных с особой гордостью,
фотографии, листки бледных ксерокопий…
Мазур без всякой охоты перебрал несколько вырезок, где под
статьями с вымученно-сенсационными заголовками повсюду стояло: «С. Оболенский»,
и тут до него дошло, отчего сосед так нетерпеливо ерзает на стуле.
— А, вот что… — сказал Мазур. — Это ты и есть — С.
Оболенский? А почему не Шереметев? Тоже хорошая фамилия, графская…
