— Да бросьте вы, — сказал Глаголев. — Кирилл
Степанович, мы же с вами — волки, нас на манную кашку посадить нельзя, сдохнем
в одночасье. Я понимаю, нервы у вас подрастрепаны после недавних переживаний,
но воображение у вас осталось достаточно живым, чтобы оценить весь ужас жизни
отставника…
— Это кнут, а? — сказал Мазур. — Где же пряник?
— А нету пряника, — серьезно сказал Глаголев. — Ордена
— это не более чем железки, мы оба в том возрасте, когда к этой истине
относятся со здоровым цинизмом. Беспросветную звезду вы у меня можете и
заработать, а можете и в жизни не увидеть, но на старом вашем месте службы вы
ее уж точно не увидите. О славе всерьез и говорить не стоит — когда это мы с
вами выходили на солнечную сторону? Короче, я вам предлагаю довольно простую
вещь: продолжать, насколько возможно, жизнь при золотых погонах. Остаться в к а
с т е. Ничего другого нет, не взыщите. Одно могу сказать твердо, не запугивая и
не сгущая красок: в столицах у вас есть реальный шанс утонуть на неглыбком
месте, зато у меня еще побарахтаетесь… Дискуссия будет?
— Нет, — сказал Мазур.
— Авторучку дать на предмет рапорта об отставке?
— Нет.
Где-то в глубине души он сам себе удивлялся, но это — в
глубине. Последние события отучили его удивляться, вот в чем штука, подспудно
копилась уверенность, что после всего этого жизнь разделится на «до» и «после»,
потому что прошлое не возвращается и он шагнул за некий рубеж…
— Неплохо, — сказал Глаголев. — Ни истерик, даже
легоньких, ни прострации. Глядишь, и сработаемся… Давайте еще коньячку. Мы с
вами пока что ни в каких уставных взаимоотношениях не находимся, можем
непринужденно…
— Послушайте, — сказал Мазур. — Ну, а что я у вас буду
делать, в конце-то концов?
— В одном известном романе на подобный вопрос герой
ответил обезоруживающе просто, — ухмыльнулся Глаголев. — Что-нибудь да
подвернется…
* * *
…Вот и подвернулось, довольно скоро. Слишком быстро, чтобы
считать это случайностью. Что-то Глаголев планировал заранее, и в его
комбинации уже тогда должен был присутствовать безработный каперанг, угодивший
в нечто среднее меж опалой и безработицей. Такое вот получилось Кончанское…
[1]
* * *
Кацуба шумно захлопнул свою книжку, потянулся:
— Надо же, все-таки Рамон, паскуда такая, полоснул по
горлу почтенную сеньору, а я до предпоследней странички грешил на дона Руфио…
— Вопиющий разрыв меж теорией и практикой, — бросила
Света, определенно намекая на какие-то понятные лишь с в о и м шутки.
Потянулась, вытянула ноги и небрежно скрестила их на коленях у Мазура, пояснив:
— Мне ж надо на ком-то раскованность отрабатывать… Господа интеллигенты, а не
пора ли поесть? Я так понимаю, нас в Тиксоне банкетный стол не ждет…
— Правильно понимаешь, — сказал Кацуба. — Вот и займись.
— Ничего себе обращеньице со столичной журналисткой, да
еще вдобавок сексуально раскрепощенной, — грустно протянула Света, но послушно
вытащила из яркой сумки разномастные свертки и принялась накрывать
импровизированный стол на чемодане.
Мазур без особой охоты взялся за бутерброд с отечественной
ветчиной. Он нисколько не чувствовал себя чужаком, видел, что народец
подобрался опытный, приученный с ходу наводить мосты, притираться в сжатые
сроки к незнакомым напарникам, — но все равно некая внутренняя зажатость имела
место, глупо ожидать другого…
— Причавкивать надо, Шишкодремов, — сказал Кацуба
совершенно серьезно. — Ты же стебаная штабная крыса, фаворит, мать твою, тебе
положено причавкивать, а то и рот рукой вытереть…
— Я, во-первых, все же флотский, а во-вторых —
питерский, — ответил Шишкодремов столь же серьезно.
— Ну и что? — пожал плечами Кацуба. — Ты поехал в дикие
края, там, далеко от столицы, твоя сущность наружу и выпирает… к чему перед
туземцами манерничать? Чваниться надо… Ты у нас — одноклеточное, на тебя
интеллигенты должны смотреть, как на пустое место…
Шишкодремов молча опустил ресницы и в самом деле пару раз
причавкнул с невероятно самодовольным видом.
— Вот-вот, — одобрил Кацуба. — Ладонью пасть вытирать —
это и вправду перебор, а если мякотью большого пальца, небрежненько так, —
получится самое то… Микушевич, тебя это не касается, ты у нас мужик
обстоятельный, из породы жилистых расейских первопроходцев, тебе должна быть
присуща этакая крестьянская воспитанность…
— А крошки со стола в ладонь сметать? — поинтересовался
Мазур без особой задиристости.
— Не стоит, — сказал Кацуба. — Получится опять-таки
перебор… Ты как-никак кандидат наук, не забыл? Не беспокойся, совершенно точно
известно, что на собрата по профессии тебя не вынесет, нет там твоих собратьев,
слава Аллаху… — Он глянул на часы. — Ерунда осталась, скоро на посадку пойдем…
Микушевич, вопросы есть? Или догадки хотя бы? На физиономии написано, что есть
догадки… Валяй, не стесняйся.
— Как агент я вам совершенно не нужен, — сказал Мазур,
стараясь тщательно подбирать слова. — Не моя стихия, у вас наверняка есть
специалисты… Вася не притворяется, он и в самом деле толковый ныряльщик — ч и с
т ы й ныряльщик, подводного боя не знает. Уж тут-то у меня глаз наметан.
Учитывая некоторые детали иных тренировок… В общем, у меня такое впечатление,
что Васе предстоит куда-то нырять, а мне предстоит надзирать, чтобы его не
обидели.
— Видали, какого я к вам орла присовокупил? — спросил
Кацуба так гордо, словно это он раскопал Мазура, губившего таланты где-то в
глуши. — Просекает с ходу… Ладно, что тебя томить, старина Микушевич. Примерно
так оно и будет обстоять. Если работать все же придется. Есть крохотная, зыбкая
вероятность, что мы летим впустую. Могут нам в аэропорту назначения заявить:
ребята, прилетели зря, все уладилось и без вас, так что получайте в виде
компенсации по осетру и отправляйтесь себе восвояси… Осетры там, говорят,
знатные. Сам я не бывал, а ребята летали… Только я, господа и дамы, пессимист
по натуре. И плохо верю в такие милости судьбы. А посему заранее настраивайтесь
на работу…
Самолет ощутимо клюнул носом, «заснеженная равнина» за
иллюминатором качнулась, и пол на мгновение ушел из-под ног.
— Ага, — сказал Кацуба. — На снижение идет. Доедайте,
время есть, долго будем с горки катиться… Инструктаж, если что, — в аэропорту.
«Интересные дела, — подумал Мазур, вытирая пальцы носовым
платком. — Выходит, все остальные тоже представления не имеют, чем им за
Полярным кругом предстоит заниматься. Мелочи, но на душе приятнее —
оказывается, он не новичок, от которого секретят то, что доверено «стареньким»,
он в равном положении с остальными. Сразу видно, что и прочие сидят, как на
иголках, вертятся у них на языке вполне закономерные вопросы…»
